Новгородец Гаврила Алексич, итальянский
брави британского происхождения Джеймс Банд и польский рыцарь Освальд Добжиньский с верным оруженосцем-литвином Збыславом тоже рыскали по
окрестностям в надежде выяснить, наконец, что за места вокруг такие. И что за времена. Нужно было осмотреться, освоиться, собрать максимум
информации об окружающем мире, а уж потом…
Пока, впрочем, ничего толкового разведке разузнать не удалось. Нашли только порушенную и сожженную деревеньку в двух часах ходу отсюда. Местечко
не самое приятное. Когда-то люди там жили, да, видать, сбежали все. Одно можно сказать точно: обугленные домишки были ну очень убогими. А
глиняная посуда, черепки которой отыскались в золе, леплена явно не в двадцатом веке. Научно-технической революцией здесь и не пахло. Зато так и
несло недавней войной. Короче, нужно держать ухо востро.
Бурцев поднялся на холм вместе с Дмитрием. Посмотреть вокруг. В который раз уже.
Сарацин на посту не спал – сразу вышел навстречу.
– Ну, как, Хабибулла, все в порядке?
– Да, каид, – кивнул араб. – Тихо все, спокойно.
Тихо, спокойно – это вот и настораживало больше всего.
Бурцев извлек из ножен меч. Хороший клинок. Только вот лезвие иззубрено малость в схватке в фашистском хронобункере.
Задумчиво накарябал острием на камне: «Здесь был Вася». Поставил бы и дату под корявой подписью. Да откуда ж знать, какой нынче день и год?
Какой век хотя бы. Вместо даты дописал «род». Поставил дату рождения. Вот такой вот прикол. То-то глаза на лоб вылезут у археологов будущего!
– Странные буквицы, – пробормотал за спиной Дмитрий. – Вроде по-нашему писано, кириллицей, а вроде бы и нет.
Рядом с новгородцем стоял Хабибулла. Этот тоже пялился через плечо Бурцева. Правда, не столько на надпись, сколько на свою родную арабскую
цифирь.
– Это что, каид? – осторожно поинтересовался сарацин по-татарски.
– Да так, – махнул рукой Бурцев. – Дурака валяю.
Действительно, глупо. Он вдруг почувствовал себя великовозрастным кретином, пачкающим идиотским граффити наследие древней цивилизации. И меч
ведь не для того кован, чтоб автографы на камне царапать.
– Дурака? – Араб нахмурился.
– Ну, как бы объяснить… Глупца, безумца, сумасшедшего …
– Шайтаном одержимого?
– М-м-м…
Араб заглянул под камень. Обошел торчащую из земли глыбину:
– А где он?
– Кто?
– Дурак?
Бурцев хмыкнул:
– Испугался и убежал дурак.
– А-а-а, шутка, – вяло усмехнулся сарацин.
Долго и молча бродили меж камней. Все трое. Попинывали камни. Присаживались на валуны. Думали каждый о своем. А по сути – об общем. Куда попали
и что делать дальше.
Где-то через часик наверх поднялся Бурангул. Сообщил коротко:
– Все в лагере. Обед готовится.
Судя по дымку над оврагом, так оно и было. Спустились не сразу. Походили, посидели еще. Вчетвером уже.
– Ладно, – вздохнул, наконец, Бурцев. – Хабибулла, Бурангул, идемте. А то без нас, чего доброго, все слопают.
– Про меня там не забудьте! – напомнил Дмитрий.
– Как же, забудешь про тебя! Не волнуйся, принесут тебе твою долю.
Обед должен получиться знатным. Судя по рассказу Бурангула, охотники настреляли с десяток жирных куропаток, не потеряв понапрасну ни одной
стрелы. В общем, ожидался праздник живота. И живот Бурцева тихонько урчал в предвкушении.
Праздника, однако, не получилось. Вообще, у костра творилось невесть что. Злющая-краснющая Ядвига, закатав рукава, с таким остервенением
ощипывала куропаток, будто то были головы ее заклятых врагов. |