Он как никто другой понимал, что его собственные средства при подсчете ущерба окажутся величиной исчезающе малой, как и у прочих деятелей того же чубайсо-гайдаровского пошиба. Крадут эти деятели на копеечку, а разорения от них бывает на миллионы и миллиарды. И не всегда это ущерб можно подсчитать в чисто денежном выражении.
– Но эти игры с золотым стандартом, – добавил я, – не идут ни в какое сравнение с той идеей, что ради ускорения развития капитализма необходимо проиграть войну Японской империи и тем самым ввергнуть Россию в еще одно национальное унижение. Появившись в этом мире, я принялся ломать все ваши планы, и теперь, когда Япония признала свое поражение, а государь Михаил Александрович укрепился на троне, я должен сказать вам, что, в отличие от золотого стандарта, государственная измена должна привести вас уже не на каторгу, а на плаху. Души десятков тысяч русских солдат, погибших из-за вас и ваших подельников, вызывают к отмщению. На этом наш разговор окончен. Петр Дмитриевич, он ваш.
Витте еще пытался вырываться и кричать, но одетые в черные мундиры офицеры Тайной Канцелярии, прикрываясь наложенным Димой-Колдуном пологом невидимости, завернули ему за спину руки, вбили в рот кляп и вывели прочь, и никто из присутствующих не обратил на это внимания. И точно так же покинул Зимний дворец я со своими людьми. В наших ушах уже пели горны кампании четырнадцатого года, и хорошо, если перед следующими боями нам еще удастся перевести дух.
Шестьсот тридцать первый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Только что стала известна точная дата в мире четырнадцатого года. Там идет второе июня по юлианскому календарю, и пятнадцатое июня – по григорианскому. До роковых выстрелов в Сараево осталось чуть меньше двух недель, и эта вдруг возникшая свобода рук настолько непривычна, что я от нее даже немного теряюсь. А потому, для полного уяснения полученной задачи, требовалось собрать Военный Совет, включив в его состав такого невоенного человека, как наш библиотекарь Ольга Васильевна.
– Мы вполне можем предотвратить убийство Франца Фердинанда, – сказал я своим соратникам, – но даже если этот человек останется жив, отменит ли это уже назревшую мировую войну? У меня по этому поводу имеются серьезные сомнения. И, кроме того, до меня никак не доходит, какого черта вообще сербам понадобился этот теракт? Ведь он не послужил сигналом к общесербскому восстанию против австрийской власти, не лишил противника харизматического командующего, и вообще, поставил сербское государство на грань физического уничтожения. Ведь если детально разбирать события июня-июля четырнадцатого года, то почти все политические акторы первого порядка были готовы к кровавой драке, сомнения испытывал только кайзер Вильгельм, потому что германская программа перевооружения была рассчитана до восемнадцатого года. Но и тот колебался крайне недолго. У Германии на этот случай имеется план Шлиффена, у Франции, желающей взять реванш за Седан и вернуть себе Эльзас и Лотарингию, готов план «номер семнадцать». Что касается России, то в ней в это время настроения царят самые бравурные: аля-улю, малой кровью на чужой территории, враг будет разгромлен еще до первого листопада, после чего забудется позор Цусимы и Портсмутского мира. И одновременно на австро-венгерском военном хозяйстве сидит воинственный мерзавец, почитающий за счастье развязать превентивную войну против Сербии и Черногории. Среди всех будущих участников себе на уме только англичане, которые желают оставаться вне игры, в то время как русские, немцы, австрийцы и французы будут ослаблять друг друга во взаимной схватке. И вот тут мы, такие хорошие, с заявлением, что никакой войны не будет, и все могут идти по домам…
– Скорее всего, Сергей Сергеевич, в последнем вы полностью правы, – сказала Ольга Васильевна, – историки пишут, что к началу Первой Мировой Войны Европу охватило какие-то иррациональное безумие, когда каждая страна была уверена только в своей скорой победе. |