А молодая мама поймала что-то палочкой в кожаном котле и на куске коры протянула ему какие-то комки. Что она сказала – не понял. Следил за тем, как управляется одной рукой, – сверток-то с дитятей так и не отпустила и кормление не прервала.

Похоже на отварную печень. Нежненько так.

Первым делом Мишка обучил это слегка разумное существо обращению с печкой и приготовлению пищи в горшках, а не в кожаном котле, в который забрасываются нагретые в пламени камни. После чего был напоен горечью, на этот раз в виде растопленного жира, пахнущего всеми клоаками мира, натерт щипучей мазью с не менее выразительным букетом. Затем – сеанс физиотерапии.

Нельзя сказать, что Мишка почувствовал себя изнасилованным, но стимуляция к нему была применена энергичная, что привело к активным согласованным действиям, после которых он стремительно отключился. Шаманизм, однако.

Дикарка его удивила. Прокопала канавку от входа к топке, накрыла сверху кирпичами, что лежали под навесом, и заровняла пол глиной. Понимают кроманьонцы в том, что пламени требуется воздух. И вентиляция работает, и в землянке сухо и тепло. Отблески пламени из не совсем плотно прикрытой топки дают скудное освещение, однако ориентироваться можно. Пища готовится в горшках. Преимущественно мясная. Айн после Мишкиного показа частенько тушит мясо, прибавляя к нему корешки, которых он так и не разыскал, а вот местные повара с их свойствами знакомы и применяют широко.

А еще его порадовала каша. Невкусная, если честно. Крупноваты зерна, хотя сварена мягко, даже до липкой тягучести. Но вкуса нет. Пустота. Соль это дело слегка поправила, хотя и не кардинально. Организм, однако, наплевал на отношение хозяина к продукту, употребил его полностью и сыто рыгнул.

А здоровье и силы к нему возвращались. Мишка не дурак, чтобы капризничать при приеме горьких лекарств или едких натираний. Все принимает стойко и ждет очередного сеанса физиотерапии. Правда, с этим «лекарь» почему-то не торопится. Питамакан, кстати, совсем на глаза не появлялся. Спросил про него, как мог, полюбовался на грациозный жест, вроде как: «А нету». Кое-какие слова он начал понимать, но не уверен, что верно.

Нос стал прочищаться и перестал свербеть. Кашель сделался редким и результативным. Голова прояснилась. Жизнь налаживалась. Айн помогла ему вымыться в его злополучной баньке, но дело это прошло без игривости. А потом обрядила в полную дикарскую амуницию. Кожаные штаны – мягкие и просторные и кожаную рубашку вроде футболки, однако с расклешенными цыганскими рукавами без манжет. Кожаные же калошки на ноги. Сама она так же одета.

Еще показала, где висит теплая куртка с мехом. Вместо застежки впереди завязки. Ни шапки, ни капюшона в составе амуниции не предполагалось.

В ее свертке-мешке содержится мальчишка явно человеческого племени. Сидеть не может, но головку держит и поворачивается на звук или движение. Звуки всякие издает. Писает и какает в пучок пакли, что привязывает к его попе Айн. Прототип памперса. Пацану редко предоставляется хотя бы малая толика свободы. Обычно участь его печальна: он лежит в мешке, что болтается у матери за спиной или под мышкой. Изредка младенца кладут на шкуру, что лежит на полу и служит его мамочке для сна. Он тогда шевелится и, случается, переползает на животе. Так, чуть-чуть.

Кажется, что родительница уделяет сынуле маловато времени. Дрова таскает, готовит. Много у нее хлопот. Вот долго разглядывала его охотничий лук. Поколдовала со стрелами в районе оперения, потом разразилась длинной непонятной тирадой, выслушала в ответ таблицу умножения на три, удовлетворенно улыбнулась и, затолкав отпрыска в мешок, оделась, забрала лук и удалилась.

Потом кормила больного свежеприготовленной печенью, скоблила под навесом шкуру его костяными скребками.