– Наверное, потому что мне хотелось кончить тебе в рот или на лицо, на грудь или живот, куда годно, где...

– Это унижало меня? – выпалила я, не сумев остановить преобразование мысли в слова.

Отвечая, он несколько раз толкнулся в меня.

– Тогда все было иначе, Габриэлла. Это несправедливо.

Ничего хуже он сказать не мог. Я ненавидела, когда он говорил мне о несправедливости. Он понятия не имел, что это значит. У него не отнимали всю его жизнь в одно мгновение, и меня злило, когда он разыгрывал эту карту.

– Дай встать, – сказала я, приподнимаясь на локтях.

Пэкстон толкнул меня обратно рукой в грудь.

– Не делай этого. Почему мы не можем просто поговорить? Мы никогда ничего не можем решить, потому что ты убегаешь. Что я сказал на этот раз?

– Ничего, Пэкстон. Просто дай мне встать.

– Нет. Мой член не сдвинется с места, пока ты не скажешь от чего убегаешь на этот раз.

– Ты идиот. Дай встать, – повторила я, снова потерпев неудачу.

Его бедра задвигались, а выражение лица сменилось на ухмылку.

– Нет, мы останемся тут. Что я сказал, Габриэлла? Почему ты убегаешь? – повторил он вопрос, все еще двигаясь во мне.

– Я ненавижу, когда ты говоришь о несправедливости. Ты даже не представляешь, что это значит. Я не могу даже поспорить с тобой об этом, потому что ничего не помню. Расскажи мне о нашей первой брачной ночи.

По выражению его лица я поняла, что дала ему словесную пощечину, перейдя с одной темы на другую без предупреждения.

– Что?

– Ты знаешь что. Ты не знаешь, что такое справедливо.

– Ладно, хорошо. Я не стану спорить. Ты права. Я постараюсь учитывать, насколько неосмотрительными кажутся эти слова от меня. Но при чем тут брачная ночь? О чем ты?

– Ни о чем, забудь.

Когда Пэкстон полностью вышел из меня и ворвался обратно, я поняла, но у него снова полная эрекция. Меня это удивило. Он был не из тех, кто занимается сексом несколько раз за ночь, по крайней мере, если мы до этого не выпили.

– Я ничего не забуду. У тебя это больше не получится. Что у тебя на уме? Расскажи, чтобы мне не пришлось играть с тобой в эту игру.

– Чтобы мы могли перейти к другой?

– Возможно, потому что с тобой иначе не бывает. Ты не можешь просто рассказать мне, о чем думаешь, как это делаю я. Ты бросаешь подобные намеки, которые я не понимаю, а после убегаешь, не желая больше говорить об этом. Ты ведь не думаешь, что я не ощущаю того, что между нами происходит?

– Ничего между нами не происходит, – сказала я, будто только это и услышала. Ничего между нами не происходило. Что это вообще должно значить?

Пэкстон ущипнул меня за оба соска, все еще с силой толкаясь в меня и продолжая говорить, будто мы не были в процессе чего то другого. Словно мы не трахались. Я сдержала крик, прислушиваясь к его словам.

– Между нами что то происходит с тех пор, как к тебе начали возвращаться воспоминания.

– Это не воспоминания.

– Что напомнило тебе о нашей брачной ночи?

Я выгнула спину и впилась ногтями ему в руки, признаваясь в правде на эротичном выдохе. Один долгий стон.

– А а а, бля я я, книга, о да.

– Книга?

– Да, он привел врача, чтобы тот подтвердил ему ее девственность прямо у него на глазах.

Я сжала сильнее пальцы, пронзая ногтями его кожу, когда он ответил в замешательстве.

– Я этого не делал.

– Да, знаю, но ты сделал нечто подобное. Ощущения были очень реальными, я точно знала, что она чувствовала.

Боль от стоящих сосков отозвалась пульсацией между моих ног, когда Пэкстон сильнее ущипнул и прокрутил их, всаживаясь в меня по самые яйца.

– Я унижал тебя, как этот герой книги, но тогда я видел это в другом ключе.