Силард нахмурился. Оппенгеймер… Слишком подобострастный, слишком заинтересованный в карьерном росте. О, бесспорно, он обладает харизмой, с этим согласны все, кто его знает. Но выступать в роли защитника науки и противостоять Корявому Гровзу?

– Да смилуется над нами Господь, – сказал он, покачав головой.

* * *

Роберт Оппенгеймер смотрел в огромное, во всю стену, окно приемной президента университета, глубоко погрузившись в размышления. Он часто пребывал в подобном состоянии. И обдумывал он, конечно, неподдающуюся проблему разделения изотопов, но…

Изотопы – это одни и те же элементы, но разные – и то, и в то же время не то. Точно так же, как женщины в его жизни, обе красивые и блистательные, но тоже разные: Китти, которая требовала, чтобы он удовлетворял ее потребности, и Джин, потребности которой он никогда не мог полностью не то что удовлетворить, но и угадать. Такие же, но все же разные: Китти, которая была замужем за другим, когда начала встречаться с Робертом, и которая, как он впоследствии узнал от друзей, хвасталась, что вынудила его жениться на ней «старомодным способом, забеременев», и Джин, все еще остающаяся рядом, все еще пребывающая в его кругу общения, иногда даже оказывающаяся в его объятиях, но решившая не принимать на себя обязательств.

Время шло, а ведь Роберт не был слеп и видел, что происходило вокруг. Его бывшая квартирная хозяйка, этот вихрь энергии по имени Мэри Эллен, и хрупкая, капризная Джин, ставшая в конце концов доктором медицины, были теперь больше, чем просто приятельницами. Джин всегда тянуло в разные стороны одновременно, и на одном из этих путей стояла Мэри Эллен – всегда уверенная в себе, в противоположность Джин, которая редко была уверена в себе, зато всегда была доверчивой и такой же закрытой, как сам Оппи.

– Роберт!

Голос принадлежал хозяину приемной, президенту университета Спроулу. Он повернулся.

– Да.

Посетителя он заметил лишь после того, как Спроул – поджарый, как пантера, одетый в серый костюм тройку, с тонкими очками на носу – указал на шедшего рядом с ним мужчину в военной форме.

– Генерал Лесли Гровз, позвольте представить вам доктора Роберта Оппенгеймера.

Термин «деление», которым описывался процесс расщепления атомного ядра на несколько более легких осколков, был заимствован из биологии, и Оппи внезапно пришли на память микрофотографии делящейся клетки, которые он видел: вытянутый овал, перехваченный посередине так, что получилась восьмерка. Роль перетяжки у Гровза выполнял ремень, а над ним и под ним вздымался обширный живот.

Генерал был почти одного роста с Оппи, с удлиненной головой, отягощенной выпирающими щеками и увенчанной зачесанными назад волосами. Под носом у него красовались короткие щетинистые усики, поседевшие на концах, отчего в середине выделялся темный квадрат, придававший генералу – Оппи был уверен, что чисто случайно, – некоторое сходство с Гитлером. Уголки воротника цвета хаки украшали по две звезды. Оппи протянул руку, и Гровз крепко пожал ее.

– Вы здесь главный теоретик, – сказал генерал почему то обвиняющим тоном.

Оппи кивнул:

– Официально моя должность называется «координатор быстрого разрыва», но, по сути, вы правы.

– А я знаток винтов и гаек, – ответил Гровз. Его голос походил на громыхание камней в гранильном барабане. – Инженер.

Оппи дружелюбно кивнул.

– Вы ведь руководили строительством Пентагона, да? – Громадный комплекс Министерства обороны в Вирджинии еще достраивался.

Брови генерала поползли на лоб, на него явно произвело впечатление то, что собеседнику известен этот эпизод из его биографии.

– Да, так оно и есть.

Оппи не стал говорить о том, что знает и о другом факте: что Гровз также отвечал за строительство лагерей для интернированных американцев японского происхождения.