VI. УЛ. ГЕРОЕВ ЧУКОТКИ. 26, КВ. 31. С ВЫХОДОМ НА БАЛКОН И В ЧАТ

    У всех этих «фэнтезийщиков» проблем с русским языком не возникает – в литературе такого свойства он удивительно однообразен и бесцветен, это, фигурально выражаясь, язык для бедных. Отношение «массолита» к языку везде и всегда прагматически-функциональное, поэтому беллетристическое слово является носителем смысла, но не самим смыслом, не реальностью мистического порядка. Впрочем, «Влад Снегирь», «Н. Маржецкий», «Лидия Березка» – это вовсе не имена писателей, а торговые марки, потому и место им в одном ряду со «Smirnoff», «Adidas», «Pepsi» и «Tampax»…

    Из статьи «О скрытых функциях языка»

    – Убился! Насмерть убился! Ой, божечки!..

    – Убился – то ладно. Давно пора. Стекло разбил, вражина…

    – Теперь дуть будет…

    – Милицию вызывайте!

    – «Скорую»!.. – И пожарную!

    – Пацаны! Щас пожарники приедут! Айда смотреть!

    – Гав! Гав! Ва-а-аууу!

    – Дик, фу! Вечно ты всякую гадость…

    На вопросы типа: «Самый умный, да?» и особенно: «Тебе что, больше всех надо?!» – я с детства любил отвечать утвердительно, огребая по шее за дурное любопытство. Наука не пошла впрок: каким я был, таким остался. Вот и сейчас спросонья бреду на балкон. Спасибо оттепели и моей лени: все собирался заклеить от сквозняков, да как-то…

    Внизу, у подъезда – вавилонское столпотворение. Лает спаниель Дик, галдит пацанва, охают старушки – божьи одуванчики. Близ цистерны с минеральной водой народ машет канистрами, но отходить боится – очередь. Свалишь на минутку, а потом начнется: «Вы здесь не стояли! Клава, подтверди!» Ремонтных дел мастера из соседнего дома гурьбой вывалили на внеплановый перекур.

    Люди при деле: участвуют.

    Открываю створки окна. Высовываюсь по пояс. Холодно, но возвращаться за курткой лень. Шагах в четырех от двери подъезда, в эпицентре волненья народного, расплескав лужу, засыпан осколками стекла…

    Ясно.

    Бедолага Горец в очередной раз решил оправдать прозвище. С какого же этажа ты выпал, красавец? Поклонник Ламберта ворочается, делает попытку встать, но остается на четвереньках. Спаниель, струной натянув поводок, лижет ему щетинистый подбородок. У собаки праздник, именины сердца: гулька хвоста сейчас оторвется от восторга.

    Тетя Вава, знатная сплетница-многостаночница, ахает в голос:

    – Живой! Живой, ракло!

    – Вавка, дай рупь! – уверенно подтверждает теткину догадку Горец. – Остаться должен только один!

    Кажется, он снова готов к подвигам на ниве беспробудного алкоголизма.

    – Ну, значит… значит, все путем!.. – бормочет котельщик, топчась рядом с пострадавшим. – Он нечаянно! Ну, Горец, ну, подлюга…

    Окно подъезда на четвертом этаже вынесено напрочь. Топорщатся свежей щепой обломки рамы.

    – Он, значит… выйти хотел. – Котельщик горой стоит за друга. – Облегчиться…

    Горец соглашается, кивая на манер китайского болванчика:

    – Шишел-мышел, на хрен вышел! Был бы трезвый – ей-богу, убился бы.