Мне показалось вдруг, что Алексей Николаевич говорит правду. Во всяком случае, в том, что касалось сна. Когда мне - очень редко - снились сны, которыми я мог хотя бы отчасти управлять, я замечал нечто похожее: реальность с треском и дрожью как бы сгущалась вокруг моего взгляда сама... Могло ли быть, что он прав и в остальном?

Но тут же я вспомнил: таков прием всех демагогов от сотворения мира — прицепить к поезду вранья вагончик правды, которая, так сказать, и будет предъявлена на таможне вместе с документами на весь состав.

— Я охотно признаю свою некомпетентность в данном вопросе, - словно услыхав мою мысль, сказал Алексей Николаевич и поднял руки, как бы показывая, что в них нет ни шарфа, ни табакерки. - В области трехмерных игр и симуляций я не специалист. Это лишь предположения.

Я молчал.

- Если Вашему Величеству станет интересно, вы наверняка найдете способ выяснить все сами. Не сомневаюсь, что вы непостижимым мне способом сделаете виртуальность такой же частью вашего причудливого мира, какой вы сделали практический солипсизм - или открывшиеся вам восточные доктрины. Так, во всяком случае, происходило всегда прежде. Но меня интересуют не эти интерпретационные моменты. Мне важно другое. Я хочу затронуть тему, которой никогда прежде не поднимали ваши собеседники в этой комнатушке. Вы позволите?

Напугать меня сильнее было уже невозможно, и я кивнул. А потом, вспомнив, что собеседник вряд ли это увидит, коснулся кружка «Да».

— Тогда я сделаю еще одно предположение, теперь достаточно рискованное. Если я нечаянно коснусь больного нерва или перейду границу того, что вы желаете слышать, немедленно остановите меня, прошу вас... Договорились?

«Да».

Алексей Николаевич некоторое время буравил взглядом потолок, словно там была приклеена шпаргалка с текстом.

— Почему вообще умерший становится после смерти призраком? - вопросил он наконец. - В былые времена, когда водители человечества еще не воспрещали людям духовную жизнь - а под ней я разумею прямой контакт с миром духов, а не всякие там бродилки по музеям и библиотекам, - на этот вопрос пытались ответить многие высокие умы. Я долго изучал существующий разброс мнений, от отцов Церкви до Сведенборга и тибетских лам, и постепенно пришел к собственным выводам. Мне крайне важно будет узнать ваше высокое мнение на этот счет. Скажите, вы верите в перерождения?

Я подумал немного и стал касаться букв: «а» — «г» — «н»...

— Придерживаетесь в этом вопросе агностицизма? — хохотнул Алексей Николаевич, глянув на свой экран. — То есть не говорите ни «да» ни «нет»? Как это мудро в вашем случае... А я, будете смеяться, отвечаю с точностью до наоборот — я говорю одновременно «нет» и «да». Удивлены?

«Нет», — ответил я честно.

— Я сейчас объясню. Представьте себе облачное небо. Постоянно заложенное низкими тучами. Пасмурное, не меняющееся никогда. Говорят, кстати, что на Венере все обстоит именно так. Мы видим только ровный тусклый свет, пробивающийся сквозь тучи — и предполагаем, что у него есть источник, но где он? В облаках, как говорят одни? В нас самих, как говорят другие? Или - далеко за облаками? Мы не знаем наверняка. Теперь представьте, что веревка, привязывавшая нас к планете, обрывается. Мы поднимаемся ввысь, протыкаем облака - и очень скоро самой очевидной вещью в мире становится раскаленный шар Солнца, висящий в ледяной пустоте... Представили?

«Да».

— Многие мистики — хотя бы ваш тезка-апостол, которого так не любил дедушка Ницше - полагали, что от ослепительной ясности духовного мира нас защищают лишь «кожаные одежды» телесности.