– Сколько их? – прошептал Шурка.

– Хрен его знает! Выгляни.

Шурка отрицательно покачал головой, затем пошевелился, и это движение неуклюжего деревенского жителя сделало свое дело. Стена ящиков начала заваливаться и рухнула. Шурка и Петрович, закрыв головы руками, сидели на полу под прицелами пистолетов.

– Руки вверх!

Руки Петровича слушаться не хотели, тем более что в одной руке была зажата граната с вывинченным запалом. То, что запала в гранате нет, Петрович от страха не сообразил.

– Руки, я сказал! – охранник помоложе осторожно приближался.

– Да я вас, б… всех взорву! – крикнул Петрович и швырнул гранату. И тут же нырнул за ящик, упал на пол, закрывая голову руками.

Охранники стрелять не рисковали. Половину содержимого складов составляли боеприпасы. Граната, прыгая, поскакала по бетонному полу и остановилась, подкатившись к одному из охранников.

– Придурки! – сказал тот.

В это время в пролом вошли двое широкоплечих мужчин, разительно отличавшихся от остальных и внешностью, и одеждой. Они выглядели так, словно только-только вышли из машины, прибывшей из Москвы. Это были люди Сундукова.

– Что тут у вас? – глядя на двух лежащих в наручниках мужчин, поинтересовались они.

– Два урода забрались.

– Не два, а три, – уточнил москвич. – Ну-ка, переверни их на спину, дай на рожи взглянуть.

Увиденное разочаровало.

– Я его знаю, это тракторист из деревни. Петрович, ты чего тут делаешь?

– по-свойски обратился он к вору.

– Да я вот… тут… с мужиками выпить… проветриться пошли… интересно стало, что тут делается…

– Для этого стену надо было ломать, да? – москвичи смотрели на задержанных, зло переглядываясь.

Приволокли и третьего грабителя с разбитым в кровь лицом. Всех троих усадили к стене, их руки сковывали наручники. Ни Шуру, ни Петровича пока не били, ждали распоряжений.

– Что вам здесь надо? Только давай начистоту! – один из москвичей присел на корточки и выпустил дым прямо в лицо Петровичу.

Петрович набрал воздух, но не решившись заговорить, со свистом дохнул водочным перегаром. Москвич отвернулся, скривил рожу.

– Ну и вонь!

В том, что все трое пьяны, сомнений не оставалось.

– Мы к Любке пошли, хотели… вы же понимаете, чего мы хотели… Она одна, а нас трое, – Петрович взялся философствовать. Охранники внимательно слушали. – Баба, она существо слабое, выпила стаканчик и с копыт. Мы детей покормили, – показывая свою сердобольность о чужих детях, тараторил Петрович, надеясь, что это смягчит вооруженных мужиков.

– Вы, значит, гуманисты, добрые?

– Добрые мы, добрые! Шура, скажи, мы добрые?

– А кто стену ломал? – спокойно спросил москвич, глядя на перепачканную телогрейку Шуры.

– Я, – признался тот.

– Хорошо, хоть признался. Впервой сюда забрались? – спросил москвич.

– Конечно! Мы бы сюда и не лезли, если бы знали, что тут такое! – поглядывая на ящики, продолжал говорить Петрович.

– Ну вот, теперь знаете. Объект стратегический, охраняется.

– Какого черта…

Один из охранников подошел к москвичу и принялся шептать на ухо.

– Это местные пьяницы. Петрович нам иногда помогал, всякий хлам вытаскивал, трактор у него.

– И что из того?

– Мужики безобидные, надо их отпустить.