Юноша широко улыбнулся и с таким видом, будто встретил доброго старого друга, протянул руку.

— Привет тебе, легат, — с легким акцентом произнес он.

— Мы знакомы?

— Официально нас не знакомили. Мое имя Тинкоммий. Я состоял в свите дяди, когда тот по весне выезжал встретить тебя.

— Понятно.

Веспасиан кивнул, хотя решительно не помнил этого обходительного атребата.

— Дяди, говоришь?

— Верики. — Тинкоммий скромно улыбнулся. — Нашего государя.

Теперь Веспасиан воззрился на него с куда большим интересом.

— Ты неплохо знаешь латынь, — заметил он.

— Юные годы я провел в Галлии, разделив с дядей изгнание. Рассорился с отцом, когда тот примкнул к катувеллаунам. Если оставишь телохранителей здесь, я провожу тебя дальше.

Легат велел своим людям ждать и последовал за племянником Верики в просторное помещение с высоким потолком, поддерживаемым могучими балками. Оно не могло не произвести впечатления, и Тинкоммий это заметил.

— Время, проведенное в изгнании, привило царю любовь к римскому стилю. Необходимые переделки были закончены всего месяц назад.

— Это, безусловно, покои, достойные монарха, — вежливо отозвался Веспасиан, проходя в зал.

Тинкоммий повернулся направо и почтительно поклонился. Веспасиан, повернувшись туда же, увидел стоявшего на помосте царя. По одну руку от него располагался небольшой стол, уставленный блюдами со всяческими угощениями, по другую, уже на полу, красовалась железная, затейливой ковки жаровня, в которой потрескивали сухие поленья. Верика жестом пригласил вошедших приблизиться, и Веспасиан под стук своих подбитых гвоздями сапог, эхом отдававшийся от стен зала, подошел к повелителю атребатов.

Хотя седому морщинистому Верике уже стукнуло семьдесят, глаза его ярко светились, он был высок, худощав, но, главное, полон истинного величия, как это и подобает властителю, пекущемуся о благе страны.

Царь неторопливо доел кусочек печенья, стряхнул крошки на пол и кашлянул, прочищая горло.

— Легат, я позвал тебя, чтобы обсудить нынешние события.

— Я так и подумал, царь.

— Ты должен пресечь эти вражеские налеты. Больше так продолжаться не может. Грабители не только захватывают твои обозы, но и сгоняют моих подданных с их земель.

— Я это понимаю, царь, и сочувствую.

— Легат, сочувствием живота не наполнишь. Если мы терпим лишения из-за вас, то почему бы вам не поделиться с нами припасами с ваших складов? У вас там просто уйма всего, однако комендант гарнизона Вераний всякий раз, когда мы обращались к нему, отказывался отпустить нам хоть что-нибудь, даже самую малость.

— Он действовал в соответствии с моими приказами. Моему легиону может потребоваться все, что у нас есть.

— Все? Да в ваших амбарах наверняка гораздо больше провизии, чем вам может понадобиться когда-либо. А мой народ голодает сейчас.

— У меня нет сомнений, что эта кампания сильно затянется, — возразил Веспасиан. — Равно как и в том, что дуротриги до конца сезона захватят еще больше обозов, чем уже захватили. А потом настанет зима, и мне нужно будет чем-то кормить войска.

— А что станется с моим народом? — Верика потянулся к финикам, утопавшим в меду. — Нельзя допустить, чтобы он голодал.

— Как только мы победим дуротригов, твои подданные смогут вернуться на свои поля. Но мы не сумеем побить противника, если у моих воинов будет пусто в желудках.