Макрон подошел к Катону, который, привалившись спиной к задней стенке повозки, пытался отдышаться.

— Ты еле успел, — проворчал он.

Катон поднял глаза и кивнул.

— И ты ранен, — осуждающе продолжил Макрон, указывая на ногу молодого центуриона.

Катон выставил ногу вперед и увидел, что у него рассечена икра.

Он вспомнил, что вроде бы ощутил тупой удар где-то ниже колена, когда бежал к бреши, однако только теперь заметил, что его сапог сзади весь залит кровью, и почувствовал жгучую боль.

— Ступай на перевязку! — велел Макрон. — Лекарь в зале, топай туда. Да, и скажи ему, чтобы выполз сюда осмотреть остальных.

— Есть.

Катон обвел взглядом фигуры защитников редута, отбивавших редкие наскоки самых неугомонных врагов.

Макрон, перехватив его взгляд, улыбнулся:

— Все в порядке, парень. Я обойдусь тут без тебя. По крайней мере, какое-то время. Ступай.

Молодой римлянин выпрямился и заковылял к входу в царский чертог, но на пороге остановился и оглянулся. Макрон повелительно ткнул пальцем в дверь, и Катон вступил в зал.

Контраст между сияющим снаружи солнцем и тусклым сумраком помещения, как и всегда, оказался разительным, и поначалу Катон почти ничего не видел: только какие-то смутные тени. Потом, когда его глаза приноровились к скудному освещению, центурион различил, что почти всюду на усыпанном тростником полу вповалку лежат раненые. За ними с помощью домашних рабов Верики присматривал все тот же лекарь. Правда, рабы мало что могли сделать: разве перевязать раны, подать воды или простыми сочувственными словами несколько облегчить кому-то переход в иной мир. Завидев центуриона, лекарь поспешил к нему.

— Командир, ты ранен?

— В ногу. Взгляни.

Лекарь опустился на колени и осторожно осмотрел рану.

— Довольно глубокая. Однако выглядит чисто. Сильно кровоточит. Ты чувствуешь слабость?

Катон не расслышал вопроса: вокруг было столько несчастных, искалеченных варварским костоломом, что его кольнул стыд. В первую очередь уход нужен им, а он отвлекает внимание медика на какой-то пустячный порез.

— Командир?

Обмотав икру Катона полоской полотна, отхваченной от извлеченного из сумки рулона, лекарь поднял глаза.

— Что?

— Как ты себя чувствуешь?

— Все будет хорошо, — ответил Катон, мысленно усмехаясь.

Какая разница, как он себя чувствует, если, в сущности, через час или два с ним будет покончено? Как и со всеми, кто здесь находится, а хренов медик все равно к ним относится так, словно у них есть надежда на полное выздоровление. Катону едва удалось подавить истерическое хихиканье, потом он понял, что лекарь что-то сказал и ожидает ответа. Юноша на всякий случай пожал плечами и сменил тему.

— Где царь?

— У себя в спальне. Я велел ему отдохнуть.

— Как он?

— Более или менее. Но лучше бы ему обойтись без всех этих волнений.

На сей раз Катон не сумел сдержаться и хмыкнул. Лекарь воззрился на него с озабоченным видом.

— По-моему, командир, тебе лучше присесть.

— Нет. Мне нужно увидеть Кадминия.

— Он там, командир.

Лекарь кивком указал на дальний конец зала, где несколько царских телохранителей несли дежурство у выхода на тренировочную площадку. Катон, лавируя между ранеными, побрел туда. Крепкая деревянная дверь была закрыта, заклинена и забита досками. С той стороны доносились размеренные звуки ударов.