— И куда, по-твоему, подевался этот орех? — подмигнул Фигул. — Давай покажу!

Маг пошарил у зрителя за ухом и нахмурился. Катон раздраженно вздохнул. Часовой вытянул шею, чтобы исследовать область позади командирского уха.

— Как же так? Эта проклятая штуковина должна быть там!

Катон шлепнул его по рукам.

— Вернись лучше к дежурству, Фигул. Ты и так потерял много времени.

Бросив последний недоверчивый взгляд на ухо Катона, легионер взял свое копье и повернулся к белым просторам страны атребатов. Хотя мороз одел всю округу в сверкающие серебром кружева, снег внизу постепенно подтаивал и темная земля уже проступала на южных склонах холмов. У новобранца был столь смущенный и растерянный вид, что Катон, растрогавшись, пожалел его.

— У тебя почти получилось, Фигул. Просто нужно еще малость потренироваться.

— Да, оптион.

Фигул ухмыльнулся, и Катон тут же пожалел о своей мягкотелости.

— Фокус что надо. Пальцы, правда, сейчас подвели меня, но я ими займусь.

— Хорошо. Но это потом. А теперь гляди в оба, чтобы враг не прошел.

— Есть, командир.

Катон оставил Фигула и продолжил обход вверенного ему участка стены. Вторая половина центурии несла вахту по другую сторону лагеря под началом Макрона. Увидев над рядами палаток на противоположном валу освещенную солнцем кряжистую фигуру с заложенными за спину руками и волевым чеканным профилем, обращенным к далекой Тамесис, Катон улыбнулся, представив себе, где в этот момент витают мысли его командира. Несмотря на весь свой разгульный нрав, Макрон, похоже, душой прикипел к Боадике. До встречи с ней он и представить не мог, что на свете есть женщины, способные не только не уступать ему в чем бы то ни было, но и порой обставлять его, обводя вокруг пальца как несмышленого малыша. Последнее так поразило задиристого, но отходчивого вояку, что его чувства сделались очевидными для многих, кто был с ним знаком. За спиной центуриона поползли шепотки, застарелые байки о подкаблучниках обрели новую жизнь, но Катон не был на стороне шутников. Сам только что переживший любовную драму, он и сочувствовал своему командиру, и тихо радовался за него.

— Тревога! — послышался чей-то крик.

Катон моментально поворотился и увидел, что Фигул указывает на гребень большого, поросшего лесом холма. Задранный угол земляного вала загораживал поле обзора, и оптион, выругавшись, побежал к часовому.

— Что случилось?

— Люди, командир! Там!

Фигул ткнул пальцем в сторону леса. Катон не увидел там ничего необычного.

— Чему тебя учили? — крикнул он. — Укажи направление как положено!

Новобранец взмахом поднял копье и наставил его на холм.

— Вон они, командир.

Катон встал рядом с Фигулом, послал взгляд вдоль древка копья и действительно там, куда указывало колеблющееся острие, увидел какое-то копошение. Из чащи на открытое, припорошенное снегом пространство медленно выезжали темные фигурки всадников. Какое-то время они двигались к лагерю, потом, подъехав поближе, остановились: десять верховых, все в черном, головы скрыты под капюшонами.

Вокруг Катона уже сновали центурионы дежурной когорты, распределяя вооруженных легионеров по валу, а те, не упуская из виду незнакомцев, занимали свои места, готовясь отразить любую атаку. Запела труба, по караульной дорожке бежал, грохоча сапогами, Макрон.

Находившиеся на достаточном, чтобы чувствовать себя в безопасности, удалении всадники расступились и пропустили вперед шатающегося человека с петлей на шее и связанными за спиной руками. Конец веревки держал в руках ближний всадник, одетый, как и все его товарищи, в черное, но выделявшийся среди них причудливым головным убором, наверху разветвленным, что делало его похожим на зимнее облетевшее дерево.