– Смейся, смейся! А я снова скажу тебе: испанцы чувствуют себя на нижнем Ориноко неуверенно, еле‑еле дышат. Впрочем, ты им тоже сумел внушить к себе уважение. Теперь ты сломал хребет акавоям, и прийти сюда они больше не отважатся; араваки и варраулы готовы за тебя в огонь и в воду, они полностью у тебя в руках. Одним словом, ты полновластный владыка нижнего Ориноко! Теперь лишь от тебя зависит упрочить свою власть, призвав на помощь британскую корону.

– Ага, старая песня! Все никак не дает покоя?

– Да вот не дает. И знай – не даст дотоле, покуда не воплотится в реальность на этих берегах, а ваша милость не поумнеет и не станет здесь the big governor – губернатором администрации английского правительства.

– Мистер Пауэлл, я предпочитаю быть губернатором сердец и душ этих индейцев, а не администрации его королевского величества.

– Разве одно исключает другое? Напротив, став английским губернатором, ты тем успешнее сможешь опекать туземцев.

– Слишком уж сладостный мираж, сэр, эта ваша английская опека! Жаль, что ваша милость запамятовал поведанную мною историю о судьбе народа погаттан в нашей Вирджинии и о смерти несчастного Опенчаканука.

– Это дела давних дней, канувших в прошлое…

– Ой ли?!

Я еще раз повторил ему все, что говорил в Кумаке, и еще присовокупил:

– Я использую здесь свое влияние, чтобы не допустить на нижнее Ориноко колонистов ни одной из европейских наций.

…Среди четырнадцати наших пленников девять, в том числе и Дабаро, оказались совершенно здоровыми, а пятеро имели разного рода, хотя и вполне излечимые, ранения и ушибы. Оронапи обратил на это внимание капитана Пауэлла, когда предложил ему их купить.

– Купить этих акавоев? – Пауэлл вытаращил на вождя глаза и замахал руками. – Упаси меня бог!

– Дешево продам, – уговаривал Оронапи.

– Даже если отдашь даром, я ни за что не сделаю такой глупости!

– Почему глупости? – Теперь уже вождь сделал круглые глаза, а я, признаться, тоже несколько удивился, хотя и не принимал участия в разговоре.

– Почему глупости? – ответил капитан. – А потому, что акавои обитают на юге, неподалеку от Эссекибо. Им сразу же станет известно о моем поступке, а ссориться с ними я не хочу. Вам можно все: вы можете убить их, съесть живьем, закопать в землю – это ваше право победителей. Они на вас напали и оказались побежденными. Но если я, человек посторонний, позволю себе увезти их в рабство в дальние края, то в Гвиане лучше уже не появляться ни мне, ни другим англичанам… Нет, Оронапи, лучше уж вы зарежьте их сами, и дело с концом: вам можно… – и Пауэлл сделал жест рукой, дающий понять, что даже говорить об этом больше не хочет.

Итак, возникла новая проблема: что делать с пленными? Оронапи насупился, пугливо поглядывая на меня и обводя взглядом лица своих приближенных как бы в поисках спасительного совета. У всех, как и у меня, был озабоченный вид. Что делать? Абсолютно исключались два крайних варианта: первый – прикончить пленных, против этого восставало все мое существо, второй – отпустить их на свободу – это противоречило всем моральным и этическим представлениям и обычаям индейцев. Но если и одно и другое отпадает, то какой же остается выход? Вот проблема, над которой мы ломали голову. И тут на помощь нам пришел Арасибо. Хитро прищурив свои косоватые глаза и важно надув губы, он заговорил:

– Великие и храбрые воины! В бою вы проявили мужество и доблесть, но сейчас не можете найти разумного решения оттого, что человеческий разум для этого слишком слаб. Я скажу вам, где следует искать совета и что надо делать с пленными.