|
Но Мастеру виднее. Ну и не всем нравятся их имена из прошлой жизни. Ковбоя, например, при рождении вроде бы прозвали Джошуа, только и на Джерри он откликается неохотно. А у Костореза и вовсе полдюжины разных паспортов и я сильно сомневаюсь, что там хоть первые буквы совпадают с его настоящими инициалами. Зато наш многоликий доктор в темно-сером твидовом костюме, даже платок в кармане аккуратно сложен, пожалуй, единственный, кто бы выглядел здесь уместно в прежние времена. Те, когда здесь был курительный салон трансокеанского "клиппера" и на стенах с атласной обивной еще не висели образцы из коллекции Мастера вперемешку с картинами Фредерика Ремингтона и портретами "духовных предков". Ну и наши "клиенты" еще и не испоганили столешницу окурками так, что пришлось поставить взамен пластину из никелевой стали. А ковер вообще пришлось выбросить. Хотя его и не жалко, все равно расцветка была дурацкая.
Свободный стул оставался лишь один — не считая кресла во главе стола — так что я уступил его Свену, а сам протиснулся к дальней стене и приземлился на диван, заставив потесниться Китайца. Тот, как всегда, укоризненно покосился, но смолчал, зато пружины в обивке протестующее скрипнули. — Кофе кто хочет? — неожиданно спросил Ковбой. Смотрел он при этом на Крутилу, явно ожидая реакции экспрессивного итальянца и не ошибся. — Святая мадонна, — Марко картинно вознес руки и взор к небу, точнее, к фотографии сэра Максима, — неужели ты опять починил чертову штуку?! — Из двух итальянцев на борту "святой" куда полезнее. Делает отличный кофе и молчит все остальное время… — …потому что ломается чаще, чем велосипед моего дяди. И место ему там же, на свалке… — Ты просто не понимаешь, — Князь чуть откинулся на стуле. — Не относись к этому величественному агрегату в нише словно к обычной железяке. Сумей разглядеть в нем нечто большее. Все эти золоченые гербы, хромированные ручки, циферблаты, краники, соединение пара и электричества… по сути, перед нами настоящий техно-идол, воплощение научно-технического прогресса. Он принимает от паствы жертвы отборными плодами, даря взамен лишь горький вкус. Верно, товарищ Комиссар? — Я больше по пиву… — А… Тут распахнулась дверь и все, как обычно, разом замолчали и "подтянулись" — даже Князь прекратил доламывать раскачкой несчастный "томет" и сел ровно, сцепив руки на столе. Забавно, что с виду Мастер как раз не производит впечатление человека, имеющего отношение к оружию и вообще военному делу. Видывал я часовщиков, у которых во взгляде было куда больше хорошей пружинной стали. А тут обычный такой конторщик за сорок, судя по дырявому свитеру фабричной вязки и мятой рубашке под ним, закоренелый холостяк. Разве что массивный перстень картину немного портит, но не сильно. Многие, кто после Великой войны и последовавших за ней "социальных пертурбаций" упали с небес в уличную пыль, но не долетели совсем уж до дна, любят выставлять осколки былого величия. — Штейн прислал радиограмму, — Мастер упал в кресло, придвинул себе под локоть пепельницу и захрустел оберткой "кубаны". — На выставку в Страсбург он добраться не сможет. — Значит и мы туда не летим? — уточил Свен. — Тогда как? Швейцарский горный воздух дороговат. — Ну почему же… — Образ доброго дядюшки раскололся вдребезги, когда "конторщик" начал обрезать сигару. Мастер всегда использует для этого один и тот же нож, сточенный почти наполовину "окопник". Не самая удобная штука, да и настоящего ценителя этикета, наверное, стошнит от подобного надругательства, но… человек так привык. |
