Изменить размер шрифта - +
Звезды тотчас появились опять, но уже другие — более четкие, яркие. Небо стало темнее, и воздух — другим на вкус: соленым, бодряще-свежим, теплым, — он омывал палубу, точно приветствуя корабль. И должно быть, на мостике наверху стрелка компаса уже совершила скачок — как это бывало всегда при переходе через Арку, — судя по утробному басу корабельного гудка. Но этот трубный глас все равно звучал с какой-то растерянностью посреди океана, еще до недавних пор не знавшего людей.

— Новый Свет… — сказал Турк.

И все? И только-то?..

— Экватория, — ответил Томас.

Как и большинство, он путал планету и материк.

— Ну, как? Понравилось быть космонавтом?

Турк не успел ответить: двое матросов, притаившихся на палубе, подкрались к нему и с хохотом облили соленой водой из ведра. Еще один обряд перехода — крещение для моряков, впервые прошедших под Аркой. Вот наконец он и пересек самый непостижимый меридиан на свете. Он не собирался обратно. Ему было некуда возвращаться.

 

Томас был и без того стар и слаб, когда нанялся на «Пустельгу». А во время неудачной швартовки судна получил к тому же серьезное ранение.

На Берегу Лома не было никаких доков и причалов. Турк отметил это про себя сразу, еще когда стоял на палубе, держась за поручни и глядел на берег. Впервые в жизни он видел в реальности берега Экватории. Материк уходил за горизонт, как мираж, тающий в утреннем свете. Хотя это разве что с большой натяжкой можно было назвать «нетронутой природой». За три десятилетия, что существовала Арка, западная оконечность Экватории превратилась в беспорядочный агломерат рыбацких деревушек, складов пиломатериалов, допотопных фабрик, фермерских хозяйств, практикующих подсечно-огневое земледелие, как попало проложенных дорог. На побережье была целая дюжина быстро растущих городов, хотя почти все поставки сырья с континента шли сюда через один-единственный из приморских городов — Порт-Магеллан. Берег Лома, находящийся примерно в сотне морских миль к северу от Порта, представлял собой, наверное, самую безобразную колонию на всем побережье. Так утверждал капитан-филиппинец, и, судя по всему, был абсолютно прав. К широкому галечному пляжу за молом приткнулись остовы мертвых кораблей. Кругом дымили и чадили тысячи костров. Турк рассмотрел двухкорпусный танкер, чем-то похожий па «Пустельгу», десяток-другой каботажных судов, и даже один военный корабль, лишенный каких-либо опознавательных знаков. Все они, видимо, только что прибыли, и их еще не начали разделывать. Побережье на много миль вокруг заполняли стальные скелеты с ободранной обшивкой, выпотрошенные корабельные останки, в недрах которых беспорядочно вспыхивал свет ацетиленовых резаков. Все это было окружено амбарами, кузницами, складами инвентаря, магазинами, торгующими всяческим оборудованием для утилизации. Основной рабочей силой здесь были индусы и малайцы, отрабатывающие таким образом свой билет в Новый Свет. В утренней дымке вдали виднелись лесистые холмы, переходящие в серо-голубые подножия гор.

Началась швартовка, и Турку пришлось уйти с палубы. Швартовка крупнотоннажных судов к Берегу Лома заключалась попросту в том, чтобы направить судно на отмель и там его оставить. Все остальное делали могильщики, набрасывавшиеся на корабль, как только его покидал экипаж. Сталь отправлялась под пакетировочные прессы, расположенные тут же на побережье чуть южней. Из километров проводов и труб добывался алюминий, который затем продавался на вес. Даже судовые колокола и те, как рассказывали Турку, предлагались затем местным буддийским храмам. В Экватории любая вещь, сделанная человеческими руками, на что-нибудь да пригождалась. То, что «швартовка» такой громадины, как «Пустельга», будет действом довольно жестоким, никого не волновало. Ни один из этих кораблей уже никогда никуда не поплывет.

Быстрый переход