— Еще как, — заверил Урсис, когда они двинулись к новому выходу.

— Преле-естно. Просто прелестно.

— Ничего, Вилф Анзор, — бодро сказал Бородов, присоединяясь к ним. — Большой содескийский пир продолжается — и выбор там будет еще богаче, веришь или нет?

— Мне кажется, он верит, — сказал Урсис.

— Верит, верит, — подтвердил Брим.

Второй шатер, еще больше и наряднее первого, тоже освещался свечами в хрустальных люстрах. Здесь уже витали вкусные ароматы, хотя блюда еще не подавали. Было, однако, ясно, что сесть теперь позволят всем: через все помещение тянулись два параллельных стола, соединенные третьим. Двор уже восседал на своих высоких парчовых стульях за этим поперечным столом, а за каждым из двухсот пока не занятых стульев стоял солдат в парадной темно-красной форме с белым плюмажем на треуголке.

Брим зажмурился с чувством полной безнадежности. Сейчас его снова заставят есть — с еще большим аппетитом, чем прежде. Проглотив тяжелый комок, он прошел к столу. Каждое место обозначалось солидной золотой бляхой с выгравированным на нем именем. Брима с его двумя друзьями поместили во главе стола — большая честь для иностранца.

Последние гости расселись, начались застольные разговоры, и подали первое блюдо — густую, пряную похлебку, сопровождаемую восхитительным легким, розовым логийским вином. Все гости обслуживались одновременно стоящими позади солдатами. Брим каким-то образом нашел место и для еды, и для вина, но, Вут свидетель, очень желал бы знать, что еще ждет впереди. Бородов и Урсис между двумя ложками представили его соседям по столу — в том числе седому, почти глухому генералу с моноклем, который поначалу самого Брима принял за имперского генерала, но быстро потерял к нему интерес, поняв, что он ничего не смыслит в наземной, войне. Другой генерал — с большой мордой и густым бурым мехом уроженца дальнего звездного скопления Рангар — когда-то летал с карескрийцем Бакстером Колхауном, таинственным наставником и соотечественником Брима. Еще один лично знал Онрада, когда они оба были детьми. Но о космической тактике поговорить было не с кем — словно их нарочно так подобрали.

После похлебки почти сразу же подали жареную птицу — Бородов назвал ее «гриновш» — с перцем, соленостями и восхитительным соусом из каких-то пряных водорослей. Этот кулинарный шедевр сопровождался красным логийским — его разливали из громоздких контейнеров, сделанных, по всей видимости, из кожи с остатками шерсти. За этим последовал другой суп, жидкий и темный, потом появилось мороженое в вазочках, потом салат с уксусом и нежными оттенками молодой зелени.

Брим все это время стремился к одному: не упиться окончательно и не уснуть. Блюдо следовало за блюдом, каждое вкуснее — и сытнее — другого. Лет так через тысячу тосты за главным столом стали звучать совсем невнятно. Они произносились по-содескийски, но даже Бриму было ясно, что содержание у них самое героическое. В промежутках между тостами большой солдатский хор исполнял заунывные содескийские гимны.

Наконец двор встал и удалился через задний выход под хоровое пение и меланхолические звуки фанфар. Прочие гости тоже поднялись и стали собираться кучками, поспешно закуривая свои жуткие трубки-земпа. Брим попытался поднять груз поглощенной им еды заодно с бочонком выпитого вина. Теперь, за кф'кессом и ликерами, ему предстояло встретиться с новыми высокопоставленными лицами.

В течение следующего метацикла он обсуждал маневры с большим количеством офицеров высокого ранга. Все они перемежали похвалы по адресу ЖМ-2 с заявлениями, что космическая техника появится в нужное время — когда начнется война.