— Даже многие испанцы не понимают этой церковной тарабарщины, падре, — резко сказал я. — Говори со мной на каком-нибудь вразумительном наречии.
— Хорошо, язычник и изменник! — отозвался он. — Во имя Господа Иисуса Христа и на языке Святой Церкви я призываю тебя покинуть это святое место.
— Изменник? — повторил я. — Ты, видно, решил, будто я сбежавший раб какого-то белого человека. А это не так. И всё, что здесь есть, моё, потому что это земля моего народа. Я пришёл сюда, чтобы вернуть её законным хозяевам.
— Это собственность Святой Матери Церкви! Кем ты вообще себя вообразил?
— Я знаю, кто я такой. Но твоя Святая Мать Церковь дала мне имя Хуан Британико.
— Боже правый! — в ужасе вскричал священник. — Значит, ты вероотступник! Еретик! Хуже язычника!
— Гораздо хуже, — с готовностью подтвердил я. — А кто эти двое?
— Alcalde Тоналы, дон Хосе Осадо Альгарве де Сьерра. И corregidor, дон Мануэль Адольфо дель Монте.
— Стало быть, два самых видных горожанина. И что, спрашивается, они здесь делают?
— Дом Господень является убежищем. Это святое место. Было бы святотатством причинить им здесь вред.
— Выходит, падре, они трусливо спрятались под твоими юбками и бросили свой народ на милость дикарей и язычников. Достойно ли это? Впрочем, я всё равно не разделяю твоих предрассудков.
С этими словами я обошёл священника и одного за другим поразил обоих знатных господ мечом в сердце.
— Эти сеньоры занимали высокое положение! Их высоко ценил сам его величество король Карлос! — воскликнул священник.
— Не могу в это поверить. Ни один правитель не станет гордиться трусливыми и никчёмными слугами.
— Я снова заклинаю тебя, чудовище! Уйди из церкви Господней! Уведи своих дикарей из Господнего прихода!
— Обязательно, — заверил я священника, выглянув за дверь. — Как только мои воины вволю натешатся.
Священник подошёл ко мне и взмолился:
— Во имя Господа, ведь многие из этих несчастных ещё совсем дети. Многие были девственницами. Некоторые из них монахини. Непорочные Христовы невесты.
— Значит, в скором времени они присоединятся к своему жениху. Надеюсь, он простит, что они явятся к нему, не сохранив целомудрия. Пойдём лучше со мной, падре. Я хочу, чтобы ты увидел кое-что, надеюсь, менее огорчительное, чем это зрелище.
Я вывел его из церкви и во дворе среди других своих воинов, не занятых на данный момент делом, высмотрел безусловно заслуживающего доверия Поцонали.
— Поручаю тебе этого белого священника, ийак, — сказал я ему. — Навряд ли от него можно ожидать какой-нибудь каверзы, так что просто проследи, чтобы наши люди не причинили ему вреда.
Потом я привёл их обоих во дворец. Мы поднялись наверх, в комнату с большим столом, где я указал на недописанный документ и велел священнику:
— Прочти мне, что там написано, если можешь.
— Конечно могу. Это всего лишь почтительное приветствие. Тут говорится: «Наидостойнейшему сеньору дону Антонио де Мендоса, вице-королю и губернатору, посланцу его величества в Новой Испании, президенту Аудиенции и Королевского Суда...» Это всё. Очевидно, алькальд собирался продиктовать писцу какой-то доклад или просьбу, адресованную вице-королю, но не успел.
— Спасибо. Этого достаточно.
— Теперь ты убьёшь и меня?
— Нет. И за это можешь поблагодарить другого падре, которого я некогда знавал. Я уже приказал этому воину быть твоим спутником и защитником.
— Значит, я могу уйти? Мой долг повелевает совершить последние обряды над телами моих несчастных прихожан. Это всё, что я могу для них сделать.
— ¡Vaya con Dios! Ступай с Богом, падре! — сказал я без малейшей иронии и жестом велел Поцонали следовать за священником. |