По мере приближения к бывшему Теночтитлану мы от жителей поселений, через которые лежал наш путь, узнавали много нового — того, что должно было помочь нам по прибытии в город не попасть впросак, как это обычно бывает с неотёсанными деревенскими жителями. Например, нас предупредили, что белым людям не нравится, когда их называют кастильтеками. Оказывается, мы ошибались, предположив, что эти два названия — кастильцы и испанцы — взаимозаменяемы. Конечно, впоследствии я понял, что все кастильцы — испанцы, тогда как не все испанцы — кастильцы, ибо последние происходят из конкретной провинции Старой Испании под названием Кастилия. Но это я выяснил уже потом, а пока мы трое решили, что отныне будем называть белых людей испанцами, а их язык — испанским. Кроме того, нас предостерегли, порекомендовав не привлекать к себе лишний раз внимание новых господ.

— Не болтайтесь по городу, разинув рты, да глазея по сторонам, — присоветовал один недавно побывавший в Мехико деревенский малый. — Ходите с деловитым видом, будто с какой-то целью или выполняя поручение. Ещё лучше носить с собой, для пущей убедительности, моток верёвки, кирпич... короче, что-нибудь, показывающее, что вы заняты делом. Не дай бог, если кто из вас, расхаживая с пустыми руками, попадётся на глаза испанскому начальнику: тот живо приставит его к работе. И от работы этой лучше не отказываться.

Предупреждённые таким образом, мы втроём продолжили путь и со временем увидели, как со дна похожей на чашу долины вырастает великий город Мехико. На нас с матерью это зрелище произвело сильное впечатление, однако дядюшка, бывавший здесь раньше, похоже, испытывал разочарование.

— Вы только посмотрите вокруг, — говорил он, когда мы шли по длинной, широкой, снабжённой парапетами каменной дамбе, что вела из материкового города Тепеяк на остров. — Раньше по обе стороны этой насыпи плескались воды, усеянные великим множеством разного размера акали, а что теперь?

Мы, следуя его указаниям, огляделись и не увидели вокруг ничего, кроме огромной заболоченной равнины. Трясина, тина, лягушки, да кое-где цапли, — всё это напоминало топи, простиравшиеся вокруг Ацтлана, пока мы их не осушили.

Однако сразу за дамбой начинался сам город, и он, сколько бы ни довелось мне раньше слышать рассказов, произвёл на меня такое впечатление, что я тут же сделал как раз то, чего, как нас предупреждали, делать ни в коем случае не следовало. А именно замер на месте, разинув рот и в полном восторге таращась вокруг. К счастью, дядя всё время подталкивал меня вперёд. Сам он моего восторга не разделял, ибо некогда повидал достопримечательности прежнего, исчезнувшего Теночтитлана.

— Сейчас мы находимся в квартале Йакалолько, лучшей части города, где жил тот самый Микстли, мой друг и тёзка, который убедил меня доставить сюда Лунный камень. Тогда, явившись в город, я побывал у него в гостях. Помню, все дома — и его собственный, и другие, стоявшие вокруг, — были тогда гораздо более разнообразными и красивыми. Эти новые все похожи как две капли воды. — Скажи, друг, — и с этими словами он ухватил за руку прохожего, который, прикрепив на лоб повязку, нёс вязанку хвороста, — а что, этот квартал города по-прежнему называется Йакалолько?

— Аййа, — пробормотал в ответ незнакомец, бросив на Миксцина подозрительный взгляд. — Неужели ты не знаешь? Этот квартал теперь называется Сан-Себастьян Йакалолько.

— А что означает Сан-Себастьян? — спросил дядя.

Прохожий пожал плечами, на которых лежала вязанка хвороста.