Феликс сказал, что она должна была получить фигурку в шестнадцатилетие. Но Таня нашла странное украшение гораздо позже… Она задумчиво хмыкнула. Даже не так. Не нашла. Видела несколько раз, когда перебирала сокровища, оставленные мамой, но не придавала странной штуковине значения.

Сейчас же она, посидев немного в раздумьях, надела цепочку на шею и спрятала её, по примеру брата, под свитером.

Вечером, когда двойняшки были уложены спать и вскоре засопели, она постояла немного перед окном. В комнате горела только настольная лампа, не мешая смотреть на улицу, где снова неуверенно заморосил ночной дождь и, кажется, с мокрым снегом. Асфальт постепенно темнел и начинал блестеть, и дорога перед домом, у бордюров, начинала смутно белеть. Фонарь напротив вскоре заслезился белыми длинными каплями с края лампы. Бездумно поглядев на него, Таня вздохнула, вышла из детской и нерешительно подошла к спальне родителей. Подняла руку, собираясь постучать, но, услышав звуки невнятного разговора на кухне, поспешила туда. Оказалось, у Глории разболелась голова, и отец заварил для неё чай.

- Дети спят? - ломким от боли голосом спросила Глория.

- Спят, - ответила Таня, размышляя, попросить ли Демида, чтобы он посмотрел втихаря мачеху и объяснил, что можно ей дать, чтобы голова не болела. На время отогнала мысли о Демиде и прислонилась к косяку двери, спрятав руки за спину. - Мне надо с вами поговорить. Даже не поговорить, а кое-что сообщить.

- И что же это? - спросил отчим, подёргивая за ниточку пакетик с чаем, который окунул в чашку с кипятком.

- У меня нашёлся старший брат! - выпалила она одним духом.

Через минуты ошарашенного молчания родители заговорили разом:

- Ты скоро уйдёшь от нас? - высоким голосом спросила мачеха.

- Ты уверена, что это не мошенник? - встревоженно заговорил отчим. - Он предоставил тебе доказательства, что он твой брат?

Нетрудно было сообразить, что пролетело в мыслях Глории: а как же двойняшки? А как же квартира? Как же хозяйство? И кто будет готовить на кухне?.. Зато отчим в первую очередь забеспокоился именно о падчерице…

Поэтому Таня сначала взглянула на мачеху и спросила:

- А вы хотели бы, чтобы я ушла?

- Нет, что ты! - взволнованно сказал отчим. Он подошёл к ней, всё ещё стоящей в дверях кухни, и неловко обнял за плечи. - Девочка, ты ведь нам родная! Мы, и младшие тоже, не представляем жизни без тебя! Я никогда не думал о тебе, как о падчерице! И стоит ли с бухты-барахты принимать такие важные решения?! Не уходи! Глория, подтверди, что ей не нужно уходить!

Отчим оглянулся, а Таня рванула к Глории. Та сидела на стуле и плакала, закрыв лицо руками. Девушка ещё никогда её такой слабой не видела. Схватив её за руки, Таня, не зная, как успокоить, затрясла её:

- Глория! Я и не думала уходить! Почему вы решили, что я ухожу?! Я же просто сказала, что у меня нашёлся брат! Не плачь, Глория! Я не ухожу!

А сама снова лихорадочно думала: мама сделала на Глорию заклятие! Не оттого ли Глория так бурно переживает из-за торопливо придуманного ухода падчерицы?! Не потому ли, что трёхмесячное спокойствие в этом городе для неё внезапно прекратилось?

Именно поэтому последние слова о том, что не уходит, Таня выкрикнула грубо - чтобы эту грубость мачеха услышала.

Дрожащие тонкие пальцы, мокрые от слёз, легли на руки Тани.