|
Это оказалось непростым делом, так как искомое он своими глазами никогда не видел — знал только со слов матери. Ощупывание стен несколько раз чуть не закончилось падением: Радятко налетал на мебель, сундуки, а под конец на него шлёпнулось какое-то плотное полотнище, в котором он запутался и едва не задохнулся. Кое-как высвободившись из удушающей бархатной ловушки, он ощупал место, где это полотнище висело и — о чудо! — обнаружил наконец-то небольшую и низкую дверь. Шершавое дерево, холодные полоски железа, кольцо, замочная скважина. Трясущимися руками Радятко в полной тьме перебирал ключи, пробовал, снова перебирал… Бряк! Связка упала. Шёпотом выругавшись, он присел и стал ощупывать пол. Ага, вот они.
Щёлк! Ключ подошёл, и дверь сама открылась от сквозняка. В проём здорово тянуло, как в печную трубу, и спины Радятко коснулось неуютное холодное веяние. — Мал! — вполголоса позвал он. — Я нашёл… В спешке они не захватили с собой никакого огня, и идти пришлось вслепую — как с повязкой на глазах. Сразу за дверью оказались каменные ступени винтовой лестницы. По ней они попали в заброшенный и замурованный погреб, в котором, судя по до сих пор не выветрившемуся запаху, когда-то хранилось хмельное; из погреба имелся только один ход, и братья вошли в него. — М-мне х-холодно, — стучал зубами Яр. — Радятко, обожди, — проговорил Мал. Похоже, он поставил княжича на пол, а сам скинул свой кафтан и закутал его, после чего снова взял на руки. Ход был прямым и тошнотворно длинным, кладка его стен дышала пронизывающей, могильной сыростью. От холода Радятко только стискивал челюсти и не снисходил до ответов на вопросы малыша. Одной рукой он решительно сжимал ножны меча, а другой скользил по нескончаемой стене. — Мы идём на встречу с матушкой, — объяснил Мал. — Она уезжает в далёкий край и берёт нас с собой. Домой она возвращаться не захотела, поэтому мы сами должны выбраться потихоньку, чтобы никто не заметил. Ты не бойся, скоро станет светлее… Скоро мы выйдем под вольное небо. Радятко молча шагал впереди. Он не разделял любви Мала к младшему братишке, Яр раздражал его — во-первых, своим малолетством и несмышлёностью, а во-вторых — тем, что родился от другого отца. Князя Радятко недолюбливал, а значит, и отпрыска его не мог считать своим братом, хоть они и вышли из одной материнской утробы. А Мал слишком по-родственному возился с княжичем, слишком много нежностей разводил с ним. Между тем, мрак, окружавший их, продолжал казаться Радятко живым. Раньше он никогда этого не замечал, и что-то ему подсказывало, что благодарить за новую способность следовало паучка в глазу. С удивлением он обнаружил, что начал видеть в темноте. Позади он смог различить фигуру Мала с укутанным Яром на руках, а ещё — свои пальцы на стене. Чуть выдвинутый из ножен клинок меча тускло засеребрился… Вот так дела! Но ни единого слова, ни одного возгласа изумления не сорвалось с упрямо сомкнутых губ Радятко. Он чувствовал: никто не должен об этом знать. Дуновение свежего воздуха ворвалось братьям в грудь сладким обещанием свободы. Они ускорили шаги, стремясь к выходу, и уже через считанные мгновения оказались перед полукруглым отверстием, за которым слышался манящий шум вольного ветра — порывистого и пронзительного, дышащего холодом близкой зимы. Но — не тут-то было. Радятко скрипнул зубами, вцепившись в кованую железную решётку. Да, вот почему поначалу всё шло так просто и гладко… — А может, она ключом отпирается? — высказал предположение Мал. Слабая надежда шевельнулась в сердце. Радятко ощупал всё сверху донизу в поисках замка, но не нашёл. Решётка была просто глухо вставлена в проход, закрывая мальчикам путь наружу. А за ней раскинулось озерцо, на поверхности которого серебрилась дорожка от проглянувшей сквозь тучи луны — до странности маленькой и тусклой по сравнению со сливочно-жёлтым светилом, которое Радятко видел во сне. |
