«Что же ты так дрожишь, лада моя? — послышался негромкий и усталый голос. — Будто боишься, что я тебя ударю… Но ты ни в чём не повинна».
Щёку Жданы обожгло прикосновение пальцев.
«Что ж, сумела завлечь к нам княгиню — сумей и достойно её употчевать, — сказала Млада. — Чтобы я не краснела за свою будущую жену».
Поцелуй был крепче и больнее укуса. Ждана безропотно вынесла это клыкастое терзание, а едва дверь за Младой закрылась, прижала дрожащие пальцы к вспухшим губам и осела на лавку. Свадьбе — быть, твёрдо решила она. Всё будет так, как они договорились, она не сойдёт с намеченной тропинки ни на шаг в сторону. Твердяна ошиблась, судьба Жданы — здесь, в Белых горах.
От известия о том, что вечером к ним придёт сама княгиня Лесияра, матушка Крылинка в ужасе схватилась за голову. Вот уж беда так беда! Чтобы достойно приготовиться к такому приёму и не ударить в грязь лицом, нужна была по меньшей мере седмица, считала она.
«Матушка, — прокряхтела Ждана, шатавшаяся под тяжестью осетриной туши, — матушка, да не причитай! Я тебе обещаю, в грязь лицом мы не ударим, а сейчас… скорее помоги, а то уроню!»
Заохав, Крылинка подхватила тяжёлую рыбину с другой стороны, и они вдвоём оттащили её на кухню. На подмогу примчались Рагна с Зорицей, и кухонная работа закипела. Сёмга пригодилась: её пустили на набивку осетриного брюха — вкупе с луком, яйцами, морковью и грибами, а голубика пошла на украшение. Блюдо получилось таким, что не стыдно и к княжескому столу подать. Успели они наготовить и прочих разносолов. Ждана и Рагна с Зорицей ещё трудились в поте лица, когда Крылинка, по-прежнему ворча и сокрушаясь, что от такой спешки выйдет один позор и посмешище, отправилась на поиски певиц для услаждения слуха гостей. Сестрички-близнецы по её поручению побежали в кузню, чтоб предупредить Твердяну с Гораной. Ради такого случая им следовало прийти с работы пораньше, дабы предстать перед гостями в надлежащем виде.
Когда Ждана ненадолго вышла с пышущей жаром кухни в сад, чтоб глотнуть свежего воздуха, силы внезапно оставили её. Она поникла около яблони, пытаясь справиться с головокружением. У неё было такое чувство, словно она участвовала в подготовке собственной казни, а точнее, казни своего сердца, приговор которому был уже вынесен.
«Ну как, всё у вас готово?» — послышалось вдруг.
По дорожке к дому шла Млада с ромашкой, зажатой в насмешливо улыбающихся губах. Сорвав с ветки яблоко, она с хрустом надкусила его белыми зубами — сок так и брызнул из румяного плода. Ждана долго смотрела на неё, измученно навалившись на яблоню и не находя сил что-либо ответить. С тихим шелестом падали первые жёлтые листья, а её приговорённое сердце ползало, переворачивая их и пытаясь прочесть хоть какой-то смысл происходящего…
«Уморилась? — спросила Млада сочувственно, дотрагиваясь до волос Жданы. — Ну, а чего ты ожидала? Княгиня — не муха, рукой не отмахнёшься».
«Зачем ты её пригласила?» — прошелестели губы девушки.
Млада не ответила, только погладила косу Жданы и неторопливой походкой прошла в дом, жуя яблоко. Девушка осталась в саду обнимать дерево и, прислонившись лбом к старому шершавому стволу, мысленно просить: «Яблонька, помоги… Дай сил справиться».
Тяжёлый грохот сапог по дорожке заставил её вновь поднять голову: к дому шли Твердяна с Гораной — в серых от сажи рабочих рубашках, с чумазыми от копоти лицами и в мрачных чёрных шапках, надвинутых на глаза. Виски и затылки обеих темнели от чуть приметной щетины.
«Жданка! — воскликнула Горана, подходя. — Мои шалыхвостки прибежали и давай наперебой кричать, что у нас сегодня на ужине будет княгиня. Мы не поняли ничего… Это что, правда?»
«Правда, — проронила девушка. |