– Но специальностью Алексеева были свойства вакуума! – сказал я. – Именно свойствами вакуума он и занимался, об этом говорят утвержденные Академией планы его работ, об этом говорят списки заказанных и доставленных ему приборов.

– Нет! – воскликнул Максим Федорович. – Нет, не только вакуумом, не только свойствами безвоздушной среды в сосуде интересовался Алексеев. Я знал его довольно близко, приходилось сталкиваться по работе. Больше всего на свете Алексеев интересовался звездами. Их возникновением, их эволюцией. Ведь это очень близко стоит к проблемам вакуума в широком понимании… Что ждет звезду? Что ждет наше Солнце? Вот что было страстью Алексеева, вот чем он только и жил. Есть у меня такое предчувствие, что без звезд и здесь не обошлось… – Максим Федорович протянул бумажку нетерпеливому Григорьеву. – Вот я записал: на сто пятьдесят третьем меридиане восточной долготы к югу от Курил… Как раз на расстоянии трети земного шара от нашего места. А час появления, по солнечному времени, тот же, что и у нас…

– А идея заманчивая, – сказал Григорьев. – И ее легко проверить…

– Позвольте, – неожиданно вмешался метеоролог (только сейчас я узнал его фамилию: это был довольно известный специалист по физике атмосферы Леднев). – Позвольте! Я все‑таки сомневаюсь в том, что это явление связано с каким‑то искусственным спутником! Почему мираж не возникает во всех пунктах, над которыми проходит спутник?..

– Аппаратура спутника периодического действия, по‑видимому, – сказал Григорьев. – Каждые восемь часов спутник обнаруживает себя и аппаратура срабатывает.

– Периодического действия?.. – протянул Леднев. – Какое‑то очень сложное допущение.

Максим Федорович вытащил из кармана рулетку, нажав кнопку, развернул ее гибкое стальное полотно с нанесенными на нем сантиметровыми делениями. Полотно, длиной в два метра, было похоже на тонкую шпагу. Максим Федорович согнул стальную ленту в кольцо и одел поверх глобуса. Все с напряженным вниманием следили за ним.

– Ну что ж, это обычная школьная схема для демонстрации движения спутника над земной поверхностью, – сказал метеоролог.

Лицо Григорьева выражало ожидание. Я был несколько разочарован слишком уж простым подходом к делу со стороны Максима Федоровича. «Не много ли он на себя берет, – подумал я, – хотя… Если окажется, что мираж виден и с Курил…»

– Вот что, – заговорил Максим Федорович, и вновь его волнение передалось нам, – вот что… А если спутник движется по вытянутой орбите?

Все последующее потонуло в выкриках. Все вскочили со своих мест. В шуме голосов можно было услышать: «Это перигей! Не спешите! Черт, а не человек!»

Григорьев взял из рук Максима Федоровича ленту, согнутую в кольцо, и, надев кольцо на глобус, показал то место, где лента рулетки была в наибольшей близости к его поверхности.

– Здесь, – сказал он, – в перигее, спутник и вызывает мираж. Это вы хотели сказать, Максим Федорович?

– Да, если полный оборот спутника равен восьми часам, – подсказал один из астрономов. – Причем ровно восьми часам!

– Совершенно верно, тогда под спутником, в момент прохождения перигея, будет уже не озеро Верхнее, а мы с вами, товарищи. А еще через восемь часов будут Курилы (говоря это, Григорьев поворачивал глобус). Да это проще, чем апельсин! И периодичность миража получает естественное объяснение… Надо срочно связаться с Москвой…

Выбор пал на меня.