|
И в самом деле все было очень просто. Типовой конторский стол из светлого дерева. Металлическая стойка для бумаг, выкрашенная зеленой краской. Справа – маленькая газовая плитка, чайник и чашки… Вешалка, лоханка для мытья рук… Мегрэ был слишком высок и широк в плечах для этой тесной подвальной клетушки, служащей пороку, для этой ловушки, куда попадают захмелевшие искатели острых ощущений: шляпа его касалась потолка, дыхание спирало… – Откуда ты подсматривал за тем, что происходит в соседней комнате? Как продавец, что с готовностью показывает пользующиеся спросом книги, Лабри отодвинул висящий на стене календарь, за которым обнаружилось отверстие, выходящее в будуар, расположенный по соседству. – Отсюда… Я выключал свет… Это отверстие выходит прямо на зеркало… И Мегрэ вновь захотелось повторить то, что он твердил уже целый день: «Грязный тип»! Мерзавец, что правда, то правда! Но мерзавец осторожный, вооруженный Уголовным кодексом и вступивший в некоторого рода союз с полицией. Особый подбор книг, соответствующим образом разрекламированных, привлекал в лавчонку на улице Сен Дени любителей эротической литературы. «Мадемуазель Эмильена сама покажет ценителям лучшие экземпляры» – обещали проспекты. И в самом деле, мадемуазель Эмильена, продавщица, иногда спускалась в будуар с каким нибудь солидным клиентом, чтобы показать ему редкое издание ценой в четыреста или пятьсот франков. …А тем временем Лабри за своим глазком… Трагедия тоже произошла очень просто. Два дня тому назад Лабри продал свое дело, обязавшись руководить им еще восемь дней до передачи новому владельцу. «…Продавщица тоже, разумеется, поступает в распоряжение последнего…» – гласил контракт. А накануне, в одиннадцать вечера, полицейские с удивлением заметили, что в лавке все еще горит свет. Бригадир вошел, не встретил никого на первом этаже, спустился по лестнице, как это только что проделал Мегрэ, – и обнаружил в будуаре мертвую девушку. Это была мадемуазель Эмильена, продавщица, которую должны были передать новому владельцу вместе со всем имуществом. Лабри, жившего в маленькой квартирке на улице Мец, еще утром допросил окружной комиссар, и лавочник начал с того, что солгал. – Около пяти часов, – заявил он, – я, как обычно, вскипятил чай на плитке. Мадемуазель Эмильена тоже зашла выпить чашечку. Поскольку у меня были дела в городе, я тотчас же ушел, поручив продавщице опустить штору… Я вполне доверял мадемуазель Эмильене, ведь она работала у меня уже четыре года… А было очевидно, что в чашку чая, которую выпила мадемуазель Эмильена, был всыпан яд. Окружной комиссар, работавший с Лабри до того, как появился Мегрэ, не удержался в рамках протокола, как то показывал кровоподтек на правом виске допрашиваемого. Через час он получил следующее признание: – Это правда: около шести, закончив работать у себя в кабинете, я нашел продавщицу в будуаре – она лежала неподвижно… Я подумал, что девушка спит… И ушел, предполагая вернуться позже… Это звучало почти правдоподобно, потому что судебно медицинский эксперт приписывал смерть сильной дозе наркотиков. – Значит, когда вы уходили, мадемуазель Эмильена была еще жива? – Если б она умерла, я бы это заметил… Она была еще теплая… – Вам не пришло в голову позвать врача? – В нашей профессии лучше избегать огласки… Вы это знаете не хуже меня… Последние слова он произнес особенным тоном, давая понять, что и он иногда бывает полезен, поставляя полиции определенного рода сведения. Короче говоря, он оставил мадемуазель Эмильену, когда та была еще жива. |
