– По крайней мере, хоть некоторое время поживете спокойно, – заметил, уходя, лейтенант Бояркин.

– Не беспокойтесь, Гамлет нас не оставит. Найдет других, еще похуже, – заметила Софья Андреевна.

«Опять этот Гамлет, – удивленно подумал Петя Бояркин. – Вот что значит – старость». Но вслух ничего не сказал.

Ну и конечно, не стал об этом рассказывать капитану Сивычу.

– А жильцы случайно Гамлета Карапетяна не упоминали? – внезапно спросил Сивыч, когда машина остановилась у дома номер два.

От этого вопроса Петя Бояркин чуть не подпрыгнул на месте. Лейтенанту понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что таинственный Гамлет, видимо, не был игрой старушечьего воображения, как он предполагал до этой секунды, а лицо реально существующее.

– Гамлета? – переспросил он на всякий случай.

– Ну да, – подтвердил Сивыч. – Владельцем этой комнаты является Гамлет Карапетян.

– Но прописан…

– Прописан – да, – ответил Сивыч. – Но прописка и владение вещи разные. У нас в стране сейчас интересная ситуация, одновременно действуют две системы: старая – с прописками, выписками, записями в домовую книгу и новая – владение.

– Но… – хотел что-то сказать Бояркин, однако передумал, понимая, что в этих вопросах он не очень компетентен.

– Сейчас можно владеть квартирой, но не быть там прописанным или быть прописанным в квартире или комнате, которой владеет другой человек.

– Странно это как-то, – покачал головой лейтенант Бояркин.

– Странно или нет, но это «реалии наших дней», – сказал Сивыч, подражая голосом и интонацией последнему советскому Генсеку.

Они уже поднялись на второй этаж и теперь звонили в квартиру номер девятнадцать. По просьбе Бояркина все жильцы квартиры были сегодня дома. Организовать это оказалось делом несложным – никто из них в настоящее время нигде не работал.

– Капитан Сивыч, – представился Василий Васильевич трем квартиросъемщикам,– Ну рассказывайте, что тут у вас и как. Только давайте где-нибудь присядем. Мне надо записывать, а разговор у нас займет некоторое время.

– Тогда прошу ко мне, – кивнула седовласая старушка в темно-сером шерстяном сарафане и кремовой шелковой блузке, кружевной воротничок которой был сколот брошью в стиле «модерн», по-видимому для того, чтобы скрыть дряблую шею.

Сивыч и Бояркин аккуратно вытерли ноги и прошли по коридору к двери, за которой располагались две большие смежные комнаты, занимаемые гражданкой Корниловой.

Петя Бояркин, хотя и бывал в девятнадцатой квартире уже несколько раз, в комнаты к жильцам не заходил, если не считать жилища Шевченко и Станиславского, и теперь вид комнат Софьи Андреевны поразил его. Кроме телевизора, здесь, по-видимому, не было ни единого предмета, которому не исполнилось бы меньше ста лет. По крайней мере, создавалось такое впечатление. Мебель красного дерева, гобелены и картины на стенах, фотография дамы в шляпе с перьями и мужчины с небольшой бородкой и усами, в изящной рамке стоявшая на комоде, – все было таким же древним, как и сама обитательница этих комнат.

– Вы, наверно, родились здесь, – предположил Бояркин.

– Да, – ответила Софья Андреевна. – Я родилась именно здесь незадолго до революции, а вообще наша семья живет в этой квартире с тысяча девятьсот шестого года. Разумеется, тогда она не была коммунальной, – добавила она.

– И вы не боитесь, что вас могут обокрасть?.. – Василий Васильевич оглядывал хрустальную люстру. – Тут ведь у вас такие ценности.

– И воровали у меня по мелочам, – махнула рукой старуха. – А что прикажете? Распродать все и деньги в сберкассу положить? Ну уж нет, я с детства окружена этими вещами и среди них хочу умереть.