Мифотворцы, сказочники и фантасты это уже напредставляли во всевозможнейших вариантах, от Кащея Бессмертного до Вечного Жида, от свифтовских струлъдбругов до толкиеновского Властелина Мордора.

На идее бессмертия построились и многие серьезные философии и идеологии — в России, например, грандиозная «философия общего дела» Федорова.

Олицетворенный образ бессмертия положительного — Господь Бог и его приближенные. Отрицательное бессмертие — дьявол и всевозможная нечистая сила...

И то и другое страшно, пусть даже и с разным знаком.

Логика проста: не иметь возможности умереть — значит иметь возможность неограниченной власти. Вот почему даже отдаленный намек на реальное личное бессмертие вызвал такой панический ужас у современных обществ.

Клонирование... Эка невидаль, скажет, какая-нибудь земляника — размножение почкованием. Не бессмертие это, не сохранение вот этого организма с его неповторимой душой, а генокопирование с некоторыми потерями — создание отставленных во времени близнецов.

Это уже делают, будут делать и впредь — будут копироваться, как копируют файлы и видеофильмы.

Но даже самое идеальное генокопирование есть всего лишь копирование возможностей, а не их осуществления. Не бессмертие, а тиражирование смертности.

Бессмертие - совершенно иное качество Жизни, и если не брать в расчет непостижимую для нас иномерную иномирность, то здешняя вечность земная, может быть лишь уделом Существа Абсолютного — полностью совладавшего со своим эгоизмом, безгранично интеллигентного и неограниченно развивающегося.

Существа, могущество которого равновелико его совести, то есть соединенности с Жизнями всех других существ. Именно таков Бог, если он есть.

Бессмертные создания ограниченно-эгоистического образца, каковы сейчас все твари земные, включая нас, и в степени наибольшей, — с жизнью несовместимы: они бы ее свели только к себе и остановили, убили бы.

Мы умираем, чтобы давать жить другим.

А сказать правильнее — себе-другим.

ПЯТАЧЕК БЕЗОПАСНОСТИ

беседа с Георгием Дариным из книги «Приручение страха»

ГИД — Владимир Львович, я, как выубедилисъ, паникер, ипохондрик, но, глядя вокруг, убеждаюсь, что еще не самый большой. Среди моих знакомых, людей, казалось бы, не больных, многие мучаются страхами за здоровье, боятся болезней, боятся боли, боятся смерти... Странно, что те, кому действительно угрожает скорая смерть, ее не боятся, например один человек, у которого рак..

— Парадокс закономерный. Хотя и верно «что имеем, не храним, потерявши, плачем», все же больше боятся болезней, боли и смерти люди здоровые, которым есть что терять.. А больные боятся меньше, бояться им не с руки, они заняты непосредственно выживанием и потому нередко кажутся здоровым людям героями.

— Да, знаю таких пятерых... Двоих уже нет.

До болезней были мнительными, вроде меня. А когда серьезное началось, словно переродились...

— Страхи относятся к миру потемков. Когда знаешь — призраки умирают... Мудрец сказал: «Не боль страшна, а ее ожидание, и не смерть, а лишь мысль о ней. Мудрый не ждет, ибо ждет всегда».

— Замечательные слова. И что ж так зазря мучится наша здоровенькая мнительная братия?

— Работает над ошибками здоровья...

Страх смерти, удушающий страх... Мучаясь этим в свои плохие времена, а в хорошие стараясь помочь множеству страдальцев, я долго не мог добраться до корневой сути, до основания... У кого-то в недавнем или далеком прошлом — эпизоды действительной угрозы: сердечно-сосудистые кризисы, травмы и шоки...

Но тот же парадокс: чем серьезней, чем ближе был человек к смерти — тем меньше, как правило, остаточный страх. Иногда всю драму многолетней танатофобии (греч.