Довольно холодно Анна спросила:

– Что ты знаешь об Айрис? Что вообще ты можешь о ней знать?

Пол заметил, что дыхание ее было учащенным; нить жемчуга на шее поднималась и опускалась.

– Я знаю только то, что рассказал мне ее муж. Вчера я ездил к нему в клинику провериться. Тебе, вероятно, неизвестно, что он оперировал мне плечо?

– Я знала об этом. – Тон ее оставался все таким же холодным. – И не раз задавала себе вопрос: почему из такого множества хирургов ты выбрал именно его? Мне хотелось надеяться, – продолжала Анна, – что это было случайностью. – И когда Пол ничего на это не ответил, добавила: – Однако я была почти уверена, что ты затеял опасную игру, и ужасно на тебя рассердилась.

– Надеюсь, ты не будешь на меня сердиться слишком долго? Я ведь никогда не доставлял тебе никаких неприятностей, не так ли?

– Согласна.

– Ну так я и впредь не собираюсь их тебе доставлять.

Она посмотрела на него долгим, внимательным взглядом и, очевидно, удовлетворенная увиденным, уже более мягко спросила, что привело его к ней сегодня.

Настал момент для откровений, и Пол вдруг с ужасом понял, насколько он к нему не готов. По существу, ему предстояло сейчас выступить в роли дипломата, или шпиона, который, искусно играя словами, пытаясь разделить то, что должно быть сказано одному человеку и скрыто от другого, все время вынужден держаться настороже, дабы ненароком не сболтнуть лишнего и не вызвать тем самым катастрофы.

– Как я уже сказал тебе, я отправился в клинику. И нашел его там одного, в ужасном состоянии, страшно подавленным. Он поранил руку. По его словам, ты об этом знаешь.

– Да, он прищемил пальцы дверцей машины. Но я не думала… он не писал, что это что-то серьезное.

– Ему не хотелось, чтобы ты знала, насколько все это серьезно. Он потерял три пальца и теперь никогда не сможет вернуться к своей работе. Его кабинет закрывается.

В растерянности женщина поднесла руку к горлу.

– И правда заключается в том, – продолжал Пол, остро сознавая в этот момент жестокость произносимых им слов, – что эту злосчастную дверцу захлопнула Айрис.

– О Господи, – прошептала Анна, и на лице ее появилось выражение страха и какой-то беспомощности.

Пол говорил теперь быстро, желая поскорее со всем этим покончить.

– Они, конечно, оба понимают, что все это было трагической случайностью. Но Айрис, – он снова подумал о себе как о дипломате или жонглере, пытающемся одновременно держать в воздухе множество шаров, не позволяя им касаться друг друга, – … она винит во всем только себя. Похоже, они сейчас отдалились друг от друга. Тео ушел из дома и пока живет в своем офисе. – Здесь Пол заговорил медленнее, поняв, что преодолел, наконец, опасное место, не проговорился о попытке самоубийства, если таковая, конечно, имела место. – Им просто необходима сейчас чья-то помощь. Кто-то должен с ними поговорить, а я… очевидно… – Он развел руками. – Поэтому-то я и здесь. Иначе я никогда бы не приехал, ты понимаешь.

– О, Айрис! О, Тео! – прошептала Анна. – И он… – Она вновь устремила взгляд на Пола. – …Он никогда не сможет работать? Его это убьет. Что он станет делать?

– Он будет два года учиться. – Сказать Анне хоть что-то положительное было настоящим облегчением. – Он хочет стать онкологом.

– Понимаю.

– Но это повлечет за собой колоссальные изменения в их образе жизни. У него нет никаких сбережений, – объяснил Пол и, видя, как Анна в удивлении подняла брови, спросил: – Ты, полагаю, не имела об этом никакого представления?

– Ни малейшего!

– В общем, деньги, похоже, уплывали у них почти мгновенно, едва успев появиться.