– У меня в кармане есть пара яблок, – предложил он.

– Может быть, немного позже.

Она сидела, обхватив руками колени и опустив голову, так что ему было видно то место у нее на затылке, где кончались, разделенные по центру на две косы, волосы. Почему, подумал он, затылок всегда кажется таким трогательным.

Вокруг царила почти абсолютная тишина, нарушаемая лишь стрекотаньем цикад, но оно так редко прерывалось, что было словно частью этой тишины. Медленно наплывающий сумрак казался таинственным, он вызывал в душе странную печаль. Стив понял, что не в силах более выдержать эту тишину.

– Ты приехала издалека? – спросил он внезапно. Она подняла голову, и он был удивлен, увидев повисшие у нее на ресницах слезы. Но она улыбнулась.

– Из Долины. Это Лос-Анджелес, если ты не знал.

– Я слышал. Я из Вестчестера. Это Нью-Йорк, если ты не знала.

– Я слышала.

Больше он не знал, о чем говорить. Его язык словно прилип к гортани. Прошла минута и, чувствуя, что должен что-то сказать, он произнес:

– Моя сестра тоже любит животных. В основном, правда, собак.

– Она хорошая, твоя сестра?

– Да, но не такая, как ты.

– Сколько ей лет?

– Девятнадцать. А тебе?

– Семнадцать.

– А…

Прошла еще минута. Он спросил ее, где она училась.

– Я закончила среднюю школу. Собиралась поступать в колледж, но вместо этого ушла из дому.

Он понимал, что ей хочется выговориться, что ей это совершенно необходимо, но она стесняется говорить о своих бедах с незнакомым человеком, которому ее признания могли показаться скучными, а возможно, даже и нескромными. Поэтому он с необычайной мягкостью произнес:

Может, ты мне расскажешь обо всем?

– Это отвратительная история.

– Позволь мне самому судить об этом.

– Ну хорошо. Три года назад мои родители развелись. Отец уехал во Флориду или еще куда-то, не знаю. Во всяком случае, с тех пор мы не получали от него никаких известий. Не то чтобы это слишком волновало мою мать. У нее самой денег всегда было предостаточно.

– А тебя? Тебя это волновало?

– Почему это должно меня волновать?

– Да, ты, конечно, права. – Странно, подумал он, что ее отец вот так просто бросил все и ушел, тогда как его отец зажал их всех, словно в тиски, почти не давая дышать. – Но почему ты уехала? – спросил он.

Она отвернулась, глядя вдаль, туда, где серые тени переходили в черноту на траве.

– Дом казался… он перестал быть домом. К маме постоянно приходили какие-то мужчины… и все время разные. Одну неделю один, другую другой. – В голосе ее внезапно появилась легкая хрипотца, что странным образом было приятно Стиву; это был голос, который не забудешь. – Я слышала их всю ночь, даже с закрытой дверью. Мне все было слышно через стены. Иногда мужчин было сразу двое. Бывали и женщины… Вечеринки… – Она вновь повернулась лицом к Стиву. – Я все это ненавидела. Секс не должен быть таким.

– Разве ты не считаешь, что он должен быть свободным? Как еда и питье, которые мы берем, когда испытываем голод или жажду?

– Нет. Во всем этом должно быть что-то еще, что-то большее, – сказала Сьюзен убежденно, словно бы удивляясь его вопросу.

Ее обращенное к нему лицо было слишком худым, и глаза слишком огромными, чтобы его можно было назвать красивым, и все же оно притягивало к себе. Он попытался отыскать в душе слова, умные, нежные, тактичные…

Стиву было ясно, что она говорила искренне.