Его неистовство встревожило девушку.

– Все это кажется таким далеким, – сказала она. – Я давно уже не вспоминала об этой войне.

Стив скривился.

– Естественно. Мы ведь никогда не читаем газет, не так ли?

Сейчас, когда бы он ни появлялся в городе, ему казалось, что Вьетнам докатился и сюда. Когда он проходил мимо здания редакции, в глаза ему бросались кричащие заголовки. На рынке и центральной улице он все время слышал обрывки разговоров. А однажды он увидел прибывший из армейского лагеря по пути за океан полный автобус молодых мужчин – детей по существу – и почувствовал, как в нем вскипает, казалось бы, давно похороненный гнев.

– Эта война тебя не коснется, – сказала Сьюзен Б., – так как, судя по твоему номеру в списке, тебя призовут еще не скоро. И потом, ты все равно ничего не сможешь здесь поделать.

Несмотря на всю их невинность, слова девушки уязвили его до глубины души, и он коротко ответил.

– Я многое делал, ты разве забыла то, что я тебе рассказывал?

– Я помню, – ответила она, – и это-то меня и пугает.

Во время ужина он начал дискуссию, заметив, что следы Вьетнама уже видны в городе.

– Ну и пусть! крикнул кто-то. – Пусть провалится вся эта идиотская авантюра. Мы здесь, в наших холмах, не услышим даже треска, если только сами этого не захотим.

– Начать с того, – ответил Стив, – что ты ошибаешься. Ты это и услышишь, и почувствуешь. Спрятаться не удастся! – И, вспомнив в этот момент встреченного им в супермаркете солдата с блестящей красной кожей на лице – должно быть, там было много крови; окровавленное лицо, какой ужас! – он почувствовал, как в нем закипает гнев. – «Пусть провалится вся эта идиотская авантюра», ты говоришь? А ты в холодочке будешь жить своей благородной простой жизнью, повернувшись спиной к пылающему миру?

Парень, вызвавший в нем эту вспышку ярости, пожал плечами.

– Что-то с тобой явно не то. Займись-ка лучше медитацией.

– Возьми травки, – посоветовал кто-то еще. – Сделай пару затяжек, и все как рукой снимет. Расслабься.

Он не встретил никакой поддержки, никакого понимания. И этой ночью он пожаловался Сьюзен Б.

– Как можно быть такими равнодушными? Неужели им действительно все безразлично?

– Но ведь ты был точно таким, и довольно долго, – заметила она.

Она, разумеется, была права, и он ощутил стыд. Однако, несмотря на все свое возмущение, Стив не мог заставить себя покинуть это место, которое стало его домом, и, конечно, он не мог покинуть Сьюзен Б. Терзаемый постоянно мыслью, что больше так продолжаться не может, он, тем не менее, ничего не предпринимал.

Затем пришло письмо от Тима, первое за многие месяцы.

«Полагаю, ты отдыхал достаточно долго, предаваясь бездействию. Ты нужен, Стив. Революции нужен каждый, кого она может призвать под свои знамена, а ты, с твоим интеллектом, особенно. На какое-то время ты был выбит из колеи, но это время прошло, и пора снова браться за дело…» В конце письма был дан адрес в Сан-Франциско, по которому ему надлежало явиться. Сьюзен Б., читавшая письмо одновременно с ним, спросила, не написал ли его Пауэрс.

– Конечно. Я же говорил тебе, что он никогда не подписывается.

Внезапно он почувствовал, как его охватывает знакомое возбуждение. Он снова шел в бой, или, скорее, его туда посылали, но это было не столь уж и важно. Спокойной, веселой, бездумной жизни под жарким солнцем наступил конец. Настало время действовать. Он вспомнил чувство торжества, которое владело им в тот день, когда они испортили карточки призывников, хотя у него тогда и пересохло в горле от страха, и они едва все не попались.