Еще дальше стояло нечто в пыльном жреческом одеянии, и из-под складок древнего капюшона смотрела покрытая облезлыми остатками перьев голова священного ибиса. Эта голова проворно поворачивалась туда и сюда, разглядывая Конана то одним глазом, то другим.
И так далее, и тому подобное, – насколько мог проникнуть глаз в темную глубину тоннеля, из которого они появились! Одни создания пригибались к полу, другие, наоборот, взбирались на кучи мусора, чтобы лучше видеть. Одни были облачены в золоченые латы, другие – в лохмотья истлевших повязок. Все были в разной степени человекообразны, иные – настолько чудовищны, что разум просто не позволял взгляду задерживаться на них надолго. Конан сообразил, что по крайней мере часть из них явилась из разоренных могил, накопившихся со времен седой древности Абеддраха. Воспрянув к жизни по зову своего пророка, они готовы были хлынуть наружу, в живой мир.
– Перед тобой мой народ будущего, мои Дети Ночи! – торжественно объявил Хораспес.
Эфрит задыхалась от ужаса, уткнувшись лицом Конану в спину, и пророк обратился к ней:
– Умоляю, царевна, не обращай внимания на частично животную природу некоторых из этих бедняжек. Я понимаю, они, конечно, самым прискорбным образом отстали от моды. Во времена их жизни здесь, в долине Стикса, бальзамировщики очень часто сшивали воедино части животных и человеческих тел, ибо, по их неразвитой вере, это было угодно Богам. Нижайше прошу тебя, царевна, взгляни на них с подобающей добротой, ибо они суть также твои подданные! Причем до того послушные и исполнительные, что лучших и пожелать невозможно! Должен только предупредить, что все они питают некую благодарность и ко мне, вновь раздувшему искру жизни внутри их истлевавших костей...
Слушая вполуха хвастливую болтовню пророка, Конан заставил себя попристальнее приглядеться к ожившим мертвецам. Некоторые выглядели исключительно крепкими и полными сил. Их кожа так и блестела, – наверное, от бальзамического масла, о котором толковал Хораспес. Видимо, кожа, обработанная таким образом, действительно могла пережить одежды, клочками свисавшие с плеч. Зато другие были почти бесплотны и состояли из одних скелетов и сухожилий. Их тела горбились и сгибались – результат несовершенного бальзамирования. Кое у кого не хватало руки или ноги. Или иных, не столь жизненно важных частей тела.
Конан внутренне корчился от отвращения, но продолжал смотреть. И видел, что могильные выходцы отнюдь не сидели без дела. У многих были при себе кайла, зубила и иные инструменты, пригодные для работы по мягкому здешнему камню. Так вот, значит, откуда позвякивание, предупреждавшее о появлении неведомых тоннельщиков. Все инструменты были сильно трачены беспрестанной работой, да и сами «рабочие» были, если можно так выразиться, изрядно потрепаны и поношены. Немало пальцев, сжимавших стальные орудия, было стерто до самой кости.
– Видишь теперь, северянин, что в своих примитивных грабительских замыслах ты проглядел истинное сокровище древних гробниц – самих мертвецов! – Хораспес воодушевился, точно на проповеди. – Я начал всего-то с нескольких сотен мертвых душ, которые я вывез из Стигии: то были выжившие – странно звучит это слово в применении к мертвецам, но все же! – выжившие в моем столкновении с узколобым тамошним священством и войском, ему подчиненным. Так вот, с ними я покорил и подчинил себе все могильники Абеддраха!
Совершив это, я завладел не только сокровищами и оружием, хранившимися в усыпальницах, но и самими обитателями могил – богатыми и бедными, мужчинами, женщинами и детьми! Никакая могила не может противостоять их неустанным трудам. И даже сей Чертог, строившийся в расчете на Вечность. |