Девушке никто не мешал закричать, но она только ахнула. И молча смотрела на Конана. Похоже, она была до того потрясена неожиданным вторжением, что потеряла дар речи. Киммериец, не тратя времени попусту, тихо притворил за собой дверь и надежно запер ее.

    – Предупреждаю: лучше не кричи, – сказал он девчонке. – Будешь сидеть тихо, обещаю, не трону.

    Она кивнула и быстро обежала его взглядом. Потом сказала:

    – У тебя рука в крови.

    Она говорила очень тихо, но голос не дрожал.

    – Ага, – проворчал Конан и тоже посмотрел на выпачканный кулак.

    Он оглядел комнату и убедился, что это была опочивальня с единственным выходом в коридор. Обнаружив на столике золотой умывальник, Конан подошел к нему. К девушке он спиной на всякий случай не поворачивался: еще надумает сбежать, пока он умывается. Потом он спросил:

    – Слышала небось крики в коридоре?

    Она утвердительно тряхнула кудрями и, пытаясь изображать безразличие, сказала:

    – Крики, доносящиеся из покоев Нитокар, – самое обычное дело...

    Конан кивнул, вытирая руки краешком тканой шпалеры, висевшей подле умывальника.

    – А ты, значит, царевна?

    – Да. Я – Эфрит.

    С распущенными волосами она выглядела совсем девочкой, но тело под облегающим платьем было по-женски влекущим. Сдвинувшись с места, Эфрит с уверенностью прирожденной аристократки проследовала мимо Конана, взяла тазик с кровянисто-мутной водой и опорожнила его в каменный слив в углу комнаты.

    – И тебе совсем не интересно, чья это кровь?.. – спросил Конан, которого ее действия привели в некоторое замешательство. – Царица, по крайней мере, жива...

    – Ну и очень плохо, – ответила девушка. – Терпеть не могу Нитокар!.. – Эфрит поставила умывальник на место и с вызовом поглядела на Конана. – Если ты натянул ей нос, я только с большим удовольствием тебе помогу!

    – Нитокар, похоже, опасная стерва... – проговорил киммериец.

    – Опасная!.. – взорвалась царевна и возмущенно шагнула к Конану. – Эта сука мою маму отравила, чтобы надеть на себя корону!.. А теперь травит и отца!.. Это из-за нее Абеддрахский двор превратился в свинарник, а я только смотрю и сделать ничего не могу!..

    Она была такой маленькой и хрупкой, особенно по сравнению с ним, но Конан поймал себя на том, что рука сама собой поднимается в защитном движении. Кончилось же тем, что он заметил в ее глазах слезы бессилия... и осторожно погладил царевну по волосам, успокаивая:

    – Ну, что ты, девочка... не плачь.

    Она стряхнула его руку, а заодно и слезы:

    – Что за глупости!.. Какое, спрашивается, тебе дело до горестей сильных мира сего?.. – Она отвернулась. – И я тоже хороша: вздумала открывать душу простолюдину! Да притом чужестранцу, у которого другой заботы нет, как только удрать отсюда и сохранить свою ничтожную жизнь...

    – Ну... это последнее не лишено некоторого основания, – признался Конан. – Значит, так, если в самое ближайшее время по-прежнему не будет особого крика и шума, я вылезу вон в то окошко и не буду более тебе досаждать. – И он кивнул на окно в противоположной стене, забранное позолоченным деревянным экраном. – Так, значит, говоришь, все эти слухи насчет Нитокар – правда?.