— Если мы устроим террор в Москве, то всех нас вышлют отсюда, — сдерживаясь, процедил Магомет. — Мы потеряем все, что с таким трудом создали. Мы не сможем помогать нашим близким. А Дударик и Хамхоев откроют еще один счет в швейцарском банке, помирятся со своими московскими подельниками, да еще выдадут нас им!

Плечистые повара-охранники внесли свежую порцию шашлыка. Но есть уже никому не хотелось.

— Я думаю продать заряд Хуссейну, — нарушил Магомет затянувшееся молчание. — За два миллиарда долларов.

— Лысому?! — ужаснулся Лема. — Зачем ему? И откуда у него такие деньги?

Тепкоев чуть заметно улыбнулся. Он привык к тому, что земляки мыслят предельно конкретными категориями и у них начисто отсутствует фантазия.

— Саддаму Хуссейну, президенту Ирака, — уточнил он. — У меня есть каналы…

— Там этот… специалист, который пульт настраивал… — Битый Нос наморщил узкий покатый лоб. — Он что-то говорил про Саддама Хуссейна. Вроде тот его на работу звал, бомбу делать…

— Тогда не трогать его! — приказал Магомет. — Создать все условия, пусть будет доволен. Я сам с ним поговорю.

В соседней комнате раздался мелодичный сигнал. Лечи мягко вскочил, пантерой метнулся к пульту связи. Когда он вернулся с одним из спутниковых телефонов в руках, вид у него был несколько ошарашенный.

— Дударик вызывает. Сейчас возьмет трубку.

В комнате наступила благоговейная тишина. Чем меньше страна, тем большее почтение вызывает ее руководитель. Плюс особенности горского менталитета… Лема с трудом удержался, чтобы не встать, и Битый Нос заерзал в мгновенно ставшем неудобным кресле. Все смотрели на хозяина, он понимал чувства соплеменников" и потому вальяжно откинулся на кожаную спинку и поднес к губам недопитую рюмку.

— Я слушаю, Джохар, — как равный с равным поздоровался он. И был прав, потому что безоговорочно контролируемая им территория по значимости не уступала территории, условно контролируемой бывшим советским генералом.

— Да, он был у меня. И у других наших тоже. Да, он передавал мне это предложение. Но оно слишком ответственно, поэтому я не могу его принять. Да, я слышал это заявление. Оно очень навредило всей чеченской общине в Москве. А могло навредить еще больше, если бы его приняли всерьез. Нет, я так не считаю. Но заявления политика должны быть более продуманны. Не надо кричать, каждый сам показывает себя тем, кем может показать. Я не собираюсь этого делать. Нет, я хороший чеченец и достаточно помогаю своей родине. И собираюсь помогать в дальнейшем. Но не таким путем.

Магомет закончил разговор и протянул трубку секретарю.

— Отключился. Это признак слабости — ему нечего сказать.

Лема, Лечи и Битый Нос смотрели на своего руководителя, как на божество. Все трое подумали об одном и том же. Рано или поздно Магомет станет президентом.

— Итак, решено! — твердо подвел итог Тепкоев. — Мы не ввязываемся в политику и помогаем родине исключительно материально. А заряд продаем Хуссейну. Или тому, кто больше заплатит.

Но планы руководителя чеченской криминальной диаспоры резко изменились уже через два дня. И изменил их человек, который ни социальным положением, ни даже внешним видом не мог тягаться с генерал-президентом Дудариком и его правой рукой миллионером Хамхоевым.

Скорый фирменный поезд «Владикавказ — Москва» прибыл на третий путь Казанского вокзала в восемнадцать тридцать, с опозданием на сорок минут. С учетом событий, происходящих на Северном Кавказе, такая задержка являлась просто ничтожной.