Около «Нескучного», мне говорила тетя, есть такие деревушки; избы там у них бедные-прибедные, закоптелые, детвора там бегает без призора, чуть ли не нагая… Тетя Зина говорила…
— Ох уж эта нам тетя Зина! — смеясь погрозил Карский, а затем сочувственно, пожав ручку Лике и еще раз пообещав поговорить о ней с матерью, проводил ее до крыльца.
— Какой он славный и совсем, совсем не строгий, как я думала прежде, — решила девушка пока шаги отчима затихали в отдалении. — А я еще боялась его! И как он меня понял скоро! Милый, хороший, славный petit papa!
VII
Было около двух часов солнечного сентябрьского дня, когда Карская, в сопровождении Лики, поднималась по застланной коврами лестнице, ведущей в роскошное помщение большого дома особняка на Милионной, где жили две пожилые двоюродные сестры, две светские барышни, княжны Столпины. Обеих звали одинаково Дарьями, и обе имели сокращенные имена Дэви в большом свете. Обе княжны Дэви были большие филантропки и им исключительно принадлежала благая мысль устройства общества «защиты детей от жестокого обращения». Обе княжны Дэви очень гордились своим делом. Им посчастливило привлечь в председательницы высокую попечительницу принцессу Е., в члены общества многих светских дам и барышень из лучших семейств.
— Мы выбрали неудобное время для нашего заседания, однако, — произнесла Мария Александровна, когда она и Лика остановились перед большим трюмо в княжеском вестибюле, чтобы поправить шляпы, — теперь не «сезон» и большая часть публики, многие члены нашего общества разъехались в Крым и заграницу, присутствовать будут очень не многие из дам. А главное, жаль, что не придется тебя представить принцессе Е.; она прибудет в Петербург только в октябрь месяце… А то мне очень кстати было бы похвастать своей хорошенькой дочуркой, — улыбкой закончила Карская эту маленькую тирраду.
Лика вся смущенная похвалою матери и предстоящим ей новым знакомством со светским обществом, только молча ласково-ласково улыбнулась в ответ на слова Марии Александровны.
Посреди большого, светлого зала, посреди которого стоял длиннейший стол, покрытый зеленым сукном, сидело большое дамское общество.
Лика с матерью немного опоздали на заседание, которое уже началось.
— Мы думали, что вы не будете и уже отчаивались вас видеть. Bonjour, madame! O, la belle creature! C’est mademoiselle votre file, u’est-ce pas? Mais eu voils beauté, a perdre la tête, — полетели им навстречу приветливые любезные возгласы.
— Можно вас поцеловать, малютка? — и маленькая полная пожилая, но подвижная чрезвычайно женщина, лет сорока пяти, заключила смущенную Лику в свои объятья. — Княжна Дэви старшая, — предупредительно отрекомендовалась она молодой девушке, — и вот княжна Дэви младшая, моя кузина, — быстро подведя Лику к красивой смуглой тоже пожилой даме с усталым печальным лицом добавила — Прошу нас любить и жаловать, как своих друзей.
— Покажите-ка мне ее, моя красавица, покажите-ка мне сокровище ваше! — послышался в тот же миг с противоположного конца стола громогласный, совсем не женский по своему низкому тембру голос.
Лика вздрогнула от неожиданности и подняла глаза на говорившую.
Это была громадного роста женщина с совершенно седыми волосами, с крупным некрасивым лицом, полным энергии, ума и какой-то, как бы светящейся в нем, ласковой необычайной доброты.
— Баронесса Циммерванд! — спешно шепнула Лике княжна Дэви старшая и подвела девушку к баронессе.
— Славная у вас девочка, моя красавица! — одобрительно загудел по адресу Марии Александровны бас титулованной великанши. |