Через полчаса она уже мчалась по Васильевскому острову в своей карете, по дороге в питомник.

— Слава Богу, вы приехали, Лидия Валентиновна! — встретила молодую девушку надзирательница. — Но что с вами? Вы больны были? Отчего мы вас не видели так давно?

— Я, нет… разве долго? — смутилась молодая девушка. — Что Танюша! Ей лучше? Хуже? Да?

— Плоха Танюша! Вряд ли выживет! Жаль девочку! Такая хорошенькая, нежненькая… Самая ласковая изо всех наших детей! — печально роняла надзирательница.

— Умрет! — едва удерживая слезы, глухо проронила упавшим голосом Лика. — Но… но почему же вы раньше не дали мне знать об этом? — с упреком бросила она Коркиной.

— Да помилуйте, Лидия Валентиновна! Вы сами должно быть были больны! — оправдывалась та. — Кто бы вас посмел беспокоить? И потом, ухудшение в последние три дня началось только. Мы вас зря беспокоить не хотели. Если бы вы здоровы были, приехали бы сами! А раз вас нет, значит, больны. Иначе и быть не могло!

— Иначе и быть не могло! — эхом откликнулась Лика, в то время как ее сердце сжалось вполне заслуженным упреком. Она отлично поняла, что добрый князь не хотел тревожить ее в счастливые минуты и о Танюшином недуге умышленно не сказал ни слова. А она-то! Ни разу не навестила питомника за все время. О, как жестоко, как несправедливо было с ее стороны уйти в свое эгоистическое счастье, забыв обо всем остальном мире. Разве эти дети, маленькие, жалкие сироты, призреваемые здесь в питомнике, не брошены были ею на произвол судьбы за все это время?

— Где Танюша? — резко произнесла она, желая замаскировать охватившее ее волнение.

— Пожалуйте. Я ее у себя в комнате держу: в детской совсем невозможно, ребята беспокоят. Сила Романович пожертвовал опять на устройство лазаретной палаты, по этой лестнице же велел нанять небольшую квартиру.

— Сила Романович… да… да… хорошо! — как во сне роняла Лика.

Страх за Таню, раскаяние, угрызение совести, негодование на себя, все смешалось в душе Лики, все слилось в один сплошной мучительный хаос.

— Тетя Лика приехала! Кто скорее к тете Лике! — услышала она веселый голос Федюши, и вся орава детишек бросилась навстречу к ней.

— Ты больна была? Отчего не ехала? А мы ждали, ждали! Танюша захворала… Кричит все время… Страшно! Доктор ездит, такой важный с очками на носу! Страсть! — докладывали ей со всех сторон ребятишки.

— Милые вы мои… — бегло ласкала их мимоходом Лика, — соскучилась я без вас. Постойте-ка, сейчас к Танюше схожу и вернусь к вам снова.

Она нежно отстранила от себя прильнувшего к ней Федю, кивнула остальным и быстро направилась в комнату Коркиной.

На широкой постели надзирательницы вся красная и пылающая, как огонь, лежала Танюша. Белокурые локоны растрепались по подушке, окружив точно сиянием исхудалое и заострившееся личико больной. Глаза девочки были широко раскрыты и блестели нестерпимым, горячечныы блеском. Засохшие губки с трудом выпускали горячее дыхание.

— Тетя Лика… — с трудом произнесли эти губки, и исхудалая, похожая на лапку цыпленка, ручка, с трудом отделившись от одеяла, протянулась к молодой девушке.

— Сокровище мое! — изнемогая от жалости, произнесла Лика, осторожно охватывая исхудалое тельце ребенка.

— Я рада, что ты приехала! Я рада! — лепетала Танюша, — я боялась, что не увижу тебя и князеньку. Я так тебя люблю, тетя Лика, так люблю и вот… вот увидала, наконец.