«Что это? — сознательное предчувствие смерти или так детский лепет у нее?» — подумала тревожно Лика и вдруг, наклонившись над Таней, сейчас только увидела багровые пятна, зловещими кругами выступившие на груди и шейке больной.

— Когда был доктор? — дрожащим голосом спросила она надзирательницу.

— Вчера вечером, Лидия Валентиновна.

— А этого он не видел? — спросила Лика, указывая на пятна, покрывавшие тельце Тани.

Валерия Ивановна, очевидно, сама только что заметила их сейчас.

— Боже мой, заразное что-то у Танюши нашей, — прошептала она в ужасе и тревоге.

— Надо детей отделить… или ее увезти отсюда… Надо весь приют перевернуть вверх дном. Доктора еще позвать, консилиум собрать, что ли, — роняла слово за словом Лика, хватаясь за голову и в волнении дрожа всем телом.

— Сейчас же детей перевести в другое помещение… сию минуту необходимо сделать это. Да.

— Нельзя этого, Лидия Валентиновна, нельзя без княжеского приказания, он сказал, что все сделает сам, не могу действовать без него, — отвечала Коркина, волновавшаяся не менее Горной.

— Но Танюша умрет, пожалуй, пока мы узнаем распоряжение князя?

— Ничего не могу поделать, Лидия Валентиновна, неудобно без его разрешения, — твердо произнесла Коркина, а у самой сердце облилось кровью при мысли о том, что могло случиться с Таней.

— Я поеду к нему! — глухо произнесла Лика, — и привезу его сюда к Танюше… Надо ее спасти! — во что бы то ни стало спасти, поймите!

— Не уходи, тетя Лика… побудь у меня… побудь, — залепетала в ту же минуту в смертельной тоске больная, цепляясь своими худенькими пальчиками за платье молодой девушки.

— Сокровище мое, я опять к тебе приеду… Маленькая моя! Бесценная моя бедняжка!

И Лика осыпала бесконечными поцелуями слабенькую, крошечную грудку, где зловещими пятнами выступили признаки болезни. Потом, наскоро пожав руку Коркиной и сказав, что через полчаса будет здесь снова, вышла из приюта.

XXI

Одно жгучее безумное желание выхватить из когтей смерти Танюшу руководили Ликой, пока она ехала по бесконечным линиям Васильевского острова на Каменноостровский проспект, где жил князь. Личные чувства ее к жениху, точно придавились под тяжестью сознания несчастья, которое теперь овладело всем ее существом.

Она винила себя в недосмотре, невнимании и в полном равнодушии к делам питомника за все последнее время, погрузившись с головой в свое личное счастье, в свои собственные мелкие, как ей казалось теперь, интересы.

«Забросила! Забросила, цыпляток моих! — с горечью мысленно повторяла самой себе Лика, — забросила жалких, маленьких, точно и не было их у меня совсем на свете. Гадкая я, бездушная, скверная эгоистка!»

Так громила она себя во всю долгую дорогу к дому князя. Но, чем ближе подъезжала Лика к незнакомому ей еще дому Гарина, тем тише и тише становилась ее злоба на себя, тем острее и ярче вспыхивала в ней неясная бессознательная радость предстоящего свидания с князем… Сейчас она увидит его, скоро, скоро… сию минуту увидит его добрые глаза, услышит его ласковый голос, так и врывающийся прямо в душу, который так близок ее любящему сердцу. С сильно бьющимся сердцем сошла Лика с извозчика у ворот княжеского дома и направилась по широкой дороге прямо к главному крыльцу, наугад отыскивая путь.

Не слыша ног под собою, она поднялась по ступеням крыльца и позвонила у подъезда.

Внушительного вида лакей открыл ей двери.