— Ты — чудовище…

Они молчали, а я боролась с инквизиторскими щипцами, которые стискивали легкие и не давали дышать.

— Мальчик мой, вижу, ты в смятении… Да, ситуация не простая… Но думаю, что я в состоянии помочь тебе. У меня есть план.

— Какой план?

— Видишь ли, я — юрист… Не перебивай меня!.. Да, так вот, Швейцария всегда славилась своими законами. Чтобы выдать человека, подозреваемого в преступлении, другой стране необходимо предъявить неопровержимые доказательства его вины. И тут уже дело швейцарских юристов решить, являются ли с точки зрения международного права эти доказательства столь уж неопровержимыми… Короче, пользуясь своими связями, я затяну это дело настолько, что у нее будет достаточно времени, чтобы изменить внешность, обзавестись новым именем, исчезнуть в неизвестном направлении… Кажется, у тебя в Кале стоит почти готовая яхта?..

— Что ты за это хочешь?

— Ага, это уже деловой разговор… Я хочу, чтобы ты письменно отрекся от титула маркграфа.

— Зачем это тебе? Что ты будешь с ним делать? Титул же передается по крови.

— Ну, допустим, это такой мой маленький каприз… Если я не могу быть королем в своем королевстве, то пусть такого титула не будет вообще.

— О чем ты говоришь?

— Видишь ли, Ольга подписала контракт на расторжение сделки, препятствия для осуществления которой не может являться смерть обеих сторон. Оливия мертва, Ольга — обретет другое имя и, аллегорически выражаясь, также исчезнет с лица земли. В этом случае Грюнштайн переходит под опекунство фирмы «Варкоч и сын» до объявления наследников. То есть навсегда! А ты спрашивал, зачем я убил Оливию…

— Чудовище!

— Ты это уже говорил.

— Зачем тебе Грюнштайн? Зачем развалины?

— Боюсь, ты не поймешь, мой мальчик… Но если в двух словах: в каждой легенде есть рациональное зерно, надо только найти его… К тому же в замке еще не везде проложен водопровод. А вдруг сокровище все же существует? М-да… Ну так как?

— А если я откажусь?

— Ну что ж, дело твое. Но учти, в этом случае кому-то из вас придется взять на себя убийство Блума. В замке имеются два арбалета с набором прекрасных отпечатков пальцев: один — с твоими, другой, тот, который при льежских доспехах, — ее. И я догадываюсь, кто… Да-да, знаю, я — чудовище!

— Мне надо подумать.

— Для раздумий у тебя ровно одна минута. Я, кажется, слышу цокот каблуков мадам Грюнштайн. Ей будет интересно узнать, что убийца Блума…

Отлепившись от стены, как пьяная, шатаясь из сторону в сторону, я побрела в сторону покосившегося креста на черепичной кровле часовни. Что-то мешалось в руке. Я с удивлением обнаружила, что все еще сжимаю пыльную поддельную корону.

Вот и все, что осталось у меня от Грюнштайна: пыль и обман.

Я нахлобучила венец на голову, как шапку-ушанку, перекинула через плечо сумочку и направилась в ближайший полицейский участок — в Цюрих, в Женеву или Москву — сдаваться властям. Какая разница, кого я убила — Магнуса, Оливию или Блума. Жизнь все равно уже кончена. Я догадалась, что Анри никогда не расстанется с титулом маркграфа — это единственное, что у него осталось от Грюнштайна. Минуты ему вполне хватит, чтобы принять правильное решение.

Калитка в воротах была услужливо распахнута. За ней начиналась грунтовая дорога.

— Ольга! Ольга! — он догнал меня, схватил за руку и потащил к мотоциклу.