Самолеты все еще поднимались с мощным ревом в небо. Часы на мобильнике показывали начало седьмого. Пора отправляться в дорогу. Неплохо бы до темноты пройти километров пять. А завтра, с утра, поспав на сосновых лапках в теплой куртке, с рюкзаком под головой, добежать легкими ногами часиков за шесть до Садовой – и перекладными катить дальше, до самой Москвы. Деньги на билет и пропитание есть, пользоваться транспортом он уже может вполне легально – кроме, конечно, воздушного, – так что теперь надо только спокойно дотопать до станции.

 Роман вскинул на плечи почти ничего не весящий рюкзак и, сопровождаемый гулом самолетов, скрылся в лесной чаще.

 5 мая, Москва, вечер

 – Ну давай посмотрим, чего вы там нахимичили, – сказал Семен Игнатьевич, с кряхтением усаживаясь в кресло перед телевизором.

 Олег Андреевич Маслов вставил в видеомагнитофон кассету, нажал кнопку воспроизведения записи и сел на соседнее кресло.

 Они находились в огромной пустынной квартире Семена Игнатьевича. Старик, лет десять назад схоронив супругу, жил в этих хоромах один – за исключением приходящей домохозяйки Ангелины Андреевны. Дети давно предлагали ему поменять эту громадину на что-нибудь поменьше и поуютнее, но Семен Игнатьевич и слышать не хотел о переезде. Привык – вот главный его аргумент, с которым спорить было бесполезно.

 Олег Андреевич, женатый на Людмиле, младшей дочери Семена Игнатьевича, сам был бы не прочь здесь поселиться. Не то чтобы его прельщал метраж – своих метров у него было в избытке. Но дом, в котором находилась квартира, – вот что вызывало его зависть. Это же не дом, а настоящий памятник историческим личностям. Какие люди здесь жили! Скалы. Весь мир знал их фамилии. В таком доме жить – уже чувствовать себя большо-ой фигурой. Но суровый тесть жить Олегу Андреевичу – как и кому бы то ни было другому – здесь не предлагал, а купить в этом доме квартиру Олег Андреевич из соображений конспирации не мог, поэтому свои заветные желания он предпочитал держать глубоко при себе.

 Изображение на экране дергалось и мельтешило. Ничего нельзя было разобрать.

 – Что за хреновина? – пробурчал Семен Игнатьевич.

 – Ну, у террористов же нет монтажной студии, запись подпольная. Вот изображение сначала и нечеткое, – торопливо пояснил Олег Андреевич.

 – А-а, верно, – кивнул Семен Игнатьевич, увидев теперь на экране вполне различимых людей. – Молодцы, сообразили…

 – Сейчас главарь начнет говорить… – прошептал почему-то Олег Андреевич, хотя звук был включен достаточно громко.

 На фоне развернутого зеленого знамени сидели за столом три человека. Лица их были открыты и хорошо различимы. Физиономии северокавказские, взгляды – колючие, беспощадные. Одеты они были в защитную форму, из отличительных знаков имели только зеленые ленты на рукавах.

 Главарь, сидевший в центре, был молодой плечистый мужчина лет тридцати пяти. Покатый лоб, сильные челюсти, наголо бритая голова, черная бородка. Как есть, «злой чеченец». Он положил обе мускулистые ручищи на стол перед собой. На правой руке отчетливо виднелась татуировка: полумесяц и два скрещенных кинжала под ним. Камера как бы случайно приблизила изображение, отчего татуировка стала видна крупным планом, затем поспешно отъехала назад, слегка смазав картинку. Любой мог бы понять, что съемку производил оператор-любитель, не умеющий профессионально работать с видеокамерой.

 – Хороший момент… – буркнул Семен Игнатьевич одобрительно.

 – К вам обращается полевой командир Ибрагимбек, – с легким акцентом заговорил главарь.