|
Было, однако, неспокойно. Разволновался, устал, что ли? А тут еще жена включила телевизор, передавали эстрадную программу, современные песни, которых я не понимаю, не могу понять, почему шум важнее смысла? Все они для меня на одно лицо, в каждой почему-то слышатся одни и те же глупые слова: «А я по шпалам, опять по шпалам…» И кажется, будто люди не со сцены выступают, а бегут по шпалам наперегонки неизвестно куда.
Раздраженно смотрел я на экран, который принято называть голубым. Ох уж эти мне штампы! Самолет — серебристый лайнер, пароход — белоснежный, а обыкновенное место в столовке — посадочное. Интересно, как в камере места называются? «То взлет, то посадка…» О чем эта песня? Об авиаторах или торговых работниках? И еще меня выводит из себя манера повторять одни и те же слова по двадцать раз, будто патефон испортился! Представляю, если бы знаменитый романс так пели!
Да, забавно. Он ей — гений чистой красоты, а она ему — а ты айсберг…
Короче, программа, где айсберги бегают по шпалам, настроение мое не улучшила, и я пошел к себе. Даже есть расхотелось. Ну что за глупость, радоваться нужно, что нашелся мальчик, а меня какая-то беспочвенная тревога гложет…
Прилег на диване.
Интересно, Игорь уже добрался до гостиницы? Вряд ли… На всякий случай я набрал его номер, но услышал только равнодушные гудки без отклика. Я подержал в руке трубку и положил ее, помедлив, со вздохом. Но едва трубка придавила рычажки, из аппарата рванулся звук, видно, номер набрали только что, когда я сидел с трубкой в руках.
— Алло, — сказал я, ожидая услышать голос какой-нибудь жениной приятельницы.
— Николай! Не спишь?
Сразу отлегло.
— Игорь, нашелся мальчишка!
— Неужели? Где он?
— Был у меня. А ты в гостинице?
— Нет, я рядом с тобой.
— Ну, заходи скорее.
— Кофейку поставь, ладно?
— Давай, давай!
И я крикнул жене:
— Слушай, оторвись от этой чуши, свари кофе, сейчас Игорь зайдет.
Думаю, что он моим вестям был рад не меньше, чем я его звонку.
— Поздравляю, Перри Мейсон. Как в лучших романах, потерпевший у тебя раньше, чем у нас, чиновников от закона.
Я ответил великодушно:
— Оправдалась твоя убежденность, что все будет в порядке. Правда, доводы свои ты утаил от… адвоката.
— Да, это были очень простые соображения. Думал, что ты и сам к ним придешь. Мальчик уехал из Кузовлевки, вернее, исчез, как мы это называли, вчера. А ночью повторился дурацкий звонок к Михалевой. Но если бы сына похитили, звонка без слов быть уже не могло! Раз эти люди звонили по-прежнему молча, значит, они не знали, где мальчик.
— Люди! Какой-то подонок играет с человеческим горем. Да за это… Ну, ладно. Хорошо то, что хорошо кончается, и ты, как всегда, оказался прав. Однако сознайся, кошки все-таки скребли?
— Скребли, скребли.
— Найти бы мерзавца.
— Между прочим, здешние товарищи взяли сегодня ночью под наблюдение несколько автоматов.
Он посмотрел на часы.
— Немного уже осталось… А пока рассказывай подробно.
Я рассказал и добавил:
— Интересно, как они с Ириной встретились? Ведь он сначала заявил, что ему нечего дома делать, но когда узнал, что мать под следствием…
— В вину ее не поверил?
— А ты бы на его месте?
— Это аргумент ад хоминэм! Взываешь к чувствам. Но за каждым чувством, однако, и факты и соображения.
— Не нуждался он ни в каких фактах! Просто от души и наотрез. |