— Таким, как я, или все мы… совершеннолетние?

— Таким, как все.

— Хорошо. Твое право. Сядь.

— Насиделся.

— Извини, мы как раз были заняты твоими поисками.

— Вот и нашли. Отдайте письмо! «Так вон оно что!..»

— Присядь, пожалуйста.

— Я не в гости пришел. Отдайте то, что вы украли.

Так он меня хлестнул, и я с болью подумал: а ведь прав он в чем-то, даже во многом.

— Мы не хотели тебя огорчать.

— А вы всегда все для пользы делаете. Только из этой пользы…

— Что?

— Жабы и тараканы.

— Данте сказал бы, дорога в ад вымощена благими намерениями.

— Плевать мне на Данте.

— Ну, это ты сгоряча. Он, конечно, «взрослый», но в общем-то сказал то, что и ты сейчас.

— Не вешайте мне лапшу на уши. Отдайте…

Я оказался в трудном положении.

— Пожалуйста, Толя, присядь.

— Мне некогда. Давайте письмо.

— У меня нет этих бумаг.

— А где же они?

— У моего друга, работника милиции.

Мальчик сел и… заплакал. Видно, не выдержал напряжения.

Мне было и жалко его, и стыдно. За нас, за взрослых, за самоуверенность нашу, за убежденность в праве поступать, не считаясь с младшими. Не отсюда ли начинается произвол вообще? Сначала дети, потом подопечные, подчиненные, все они выстраиваются в ряд «братьев меньших», которых с умыслом или не замечая бьем во благо их и общее, и больно бьем, да еще на неблагодарность жалуемся.

— Перестань, Толя. Слезами горю не поможешь. А бумаги твои помочь разобраться могут.

— Отец не виноват.

— Он там как раз наоборот пишет.

— Его опутали.

— Скорее всего. Потому я и хотел помочь справедливости. Сейчас расследуются преступления Черновола, следствие в твоих бумагах может найти что-то нужное. Мы так с дядей Гришей подумали.

— Он тоже меня предал!

— Как ты узнал, что я забрал бумаги?

— Я слышал ваш разговор, но не все. Слышно было плохо, и спать хотелось… Я заснул, а утром вспомнил, потом думаю — приснилось, потом — нет, не приснилось. Не верил, что меня обокрали и предали.

Смягчать его слова сейчас не было смысла.

— Ты был дома?

— Нет. Там мне нечего делать.

— Как так?

— Этого вам не понять.

— Ну, предположим. Где же ты ночевал?

— В копне. Я опоздал на автобус, поехал попутной машиной, а она сломалась по дороге.

— Значит, ты только сегодня в город добрался?

— Вы же видите.

— Тебя покормили?

— Я у вас есть не буду.

— Ну и зря.

— Когда мне отдадут письмо отца?

— Завтра, я думаю.

Он вытер глаза и щеки грязным носовым платком.

— Отца позорить будут. Эх, вы…

— Нужны свидетельства…

— Пусть их Саня и дает. Или его расколоть не могут?

«Значит, не знает!»

— Слушай, он же погиб!

Мальчишка как-то вытянулся.

— Погиб?

— Толя, сядь, пожалуйста. Это очень серьезно, ты меня выслушать должен…

На этот раз он послушался, сел, и даже не сел, а опустился как-то, будто ноги ослабели.

— Он утонул, Толя.

— Не может быть!

— К сожалению, так и есть.