Нахмурив брови, пожелтев еще больше, вертя шапку, лежавшую на коленях, бормоча что-то, сидел он, устремив глаза на балкон.

— Пригласили, но я его выпровожу!

Последней фразы не слыхала старушка, потому что начала разговор с подкоморной. Через минуту председатель, словно ему пришла какая-нибудь дикая мысль в голову, быстро схватился с кресла и, позабыв опереться на палку, заложив руки за спину, пошел на балкон. Проковыляв два или три раза вдоль балкона, с глазами, постоянно устремленными на Яна, как бы пожирая его взорами, председатель остановился против молодого человека в насмешливом молчании, но отошел, видя что это не действовало на Яна.

— Кажется, — сказал Ян, обращаясь к Юлии, — я не пришелся по вкусу этому господину.

Председатель услышал произнесенное довольно громко замечание.

— Вы не ошиблись! — грубо ответил он.

Ян поклонился.

— Будьте добры, представьте меня, — проговорил он Юлии.

— Господин Ян Дарский! — смело произнесла девушка.

— Я знаю об этом! — гневно отвечал председатель и отворотился.

Очевидно, он хотел унизить, выгнать гостя, но не решался.

— Не угодно ли вам погулять в саду? — предложил он, дрожа, молодому человеку.

— Весьма охотно, — отвечал Ян.

Юлия, умоляя, посмотрела на него, молодой человек одним взглядом успокоил ее. Он имел уже то преимущество перед опекуном, что был хладнокровен и владел собою, между тем, как тот, раздраженный воспоминанием, пламенел гневом и ненавистью. Медленно сошли они по ступенькам.

— Вы здесь зачем? — гордо спросил председатель.

— Я могу предложить вам подобный же вопрос, — сказал Ян вежливо.

— Как? Я? Родственник и опекун! И вы осмеливаетесь.

— Я сосед и гость и не думаю, чтобы в обязанности опекуна входила невежливость с гостями.

— Вы знаете, кто я?

— С каждой минутой узнаю больше и больше.

— А знаете вы прошедшее?

— Конечно, вашу вражду к моему отцу?

— Вражду? Нет — ненависть, жажду мщения, отвращение!

— Что же я скажу на это? Не думаю, однако ж, что бы мой отец, будучи истинным христианином, мог сохранять ненависть в сердце и жажду мщения.

— Я погубил его.

— Но отец мой вовсе не погиб.

— Я довел его до нищеты.

— У отца есть довольно для себя и для меня — больше нам не нужно. Что же касается до участия вашего в разорении моего отца, то восхваляться этим неблагородно. Притом же отец мой обеднел не по вашей милости, но от пожертвований, которыми может гордиться.

— Мы ненавидим друг друга. Это дом моих родных, дом особы, вверенной моей опеке, и я не желаю терпеть здесь ваше присутствие.

Говоря это, он застучал палкой, и думая, что устрашил молодого человека, приблизился на полшага к нему.

— Я приехал по приглашению Старостины, и мне кажется, никто кроме нее не имеет права удалить меня отсюда. И потому я остаюсь.

— Остаетесь?

Председатель бледнел, стучал палкой и дрожал от гнева.

— И я не имею права удалить вас отсюда?

— Кажется, что так.

— Один из нас должен, однако ж, удалиться.

— Предоставляю это вам, но я останусь до тех пор, пока мне угодно.

— Милостивый государь! Вы употребляете во зло мое терпение.

— Господин председатель! Вы забываетесь против тех, у кого вы находитесь, забываетесь против самого себя.