— Вы меня учите?
— Только предостерегаю.
— Говорю еще раз — я не хочу, чтобы вы здесь бывали!
— Согласен, если только Старостина повторит мне это.
Председатель пришел в бешенство и быстро отправился в сад, прихрамывая. Ян возвратился на балкон не без следов волнения на лице. Юлия, не слыша всего разговора, но догадываясь о его содержании, с трепетом разливала чай. Увидев Яна, она взглянула на него, но как взглянула! За один подобный взгляд можно вытерпеть вечные муки ада. Старостина, чувствуя себя немного нездоровой, удалилась в свою комнату, а подкоморная вышла на балкон к чаю.
Председатель бегал по саду, хромая и сгрызая остатки черных и желтых зубов своих.
Ян, словно после битвы, отдыхал в хаосе мыслей; все, что сбылось с ним, казалось ему какой-то грезой. Не мог он принудить себя улыбнуться, вмешаться в разговор, в общество; был как убитый. Только взор Юлии постепенно оживлял его.
— Что же мне делать? — говорил он сам себе. — Оставить этот дом? Ее? Отказаться? Не могу — уже поздно. Но что в будущем! Что за мучения! Сколько надо вытерпеть! Все для нее… Достанет ли у меня силы?..
— Подвигайтесь к столу, — сказала ему Юлия — не хмурьтесь! Разве хорошо быть грустным между нами?
— Грусть — непрошеный и неожиданный гость, который приходит и занимает место там, где его меньше всего ожидают.
— Не принимать его!
— Бедные гости! — шепнул Ян, придвигаясь к столику. — Их выгоняют, а им так бы хотелось остаться.
Одна только Юлия слышала эту фразу, сказанную вполголоса и не смогла ответить на нее. Подкоморная вмешалась в разговор и начала расспрашивать Яна об отце, хотя близком соседе, но которого она никогда не видала. Сын с любовью очертил спокойный быт старика, который, ни о чем не жалея, трудился с молитвой, утешал других и ожидал смерти, как желанной минуты соединения с давно утраченным другом.
Слезы навернулись ему на глаза. Юлия их не заметила, но не скрылись они от Марии, и у ней также две слезы блеснули на ресницах.
Ян видел эти слезы сочувствия, и что-то встревожило его сердце, снова непонятное чувство влекло его к Марии. Но это продолжалось недолго: на него смотрела Юлия.
Завязался общий разговор.
— Вы мне позволите еще приехать? — спросил Ян у Юлии, пользуясь шумом.
— Я же сама вас приглашала. Притворство не в моем характере — я искренна.
— А председатель?
— Мы можем не обращать внимания на его странности.
— Значит, приезжать?
— Когда вы оставляете наши края? — громко спросила Юлия.
— Не знаю еще сам… Неужели и вы меня удаляете? — спросил он тише.
— Я хотела уговорить вас остаться у отца, которого вы так любите.
— Есть у меня еще и другие обязанности.
— Жаль, — вмешалась подкоморная, — мы рассчитывали на вас, как на танцора!
— Я мало танцую.
— В самом деле?
— А кто не танцует, какая же в нем польза в обществе молодежи?
— Известно, — отвечала Юлия, — держит шаль, стережет кресла, флаконы.
— На последнее охотно соглашаюсь.
— А обладаете ли вы необходимыми для этого качествами: терпением, твердостью и мужеством?
— Это добродетели, которым я старался прилежно выучиться.
— Терпение? — сказала Юлия.
— Пусть испытают меня.
— Твердость?
— То же долгое терпение.
— Мужество?
— Есть многое, чего я боюсь. |