– Очень жаль, Маклеод, – сказал Парсел, – но ружье на Таити, табу.

– Табу! Табу! Вот еще выдумали, дурачье! – Маклеод с отвращением покачал головой. – На месте капитана я бы здесь живо навел порядок! Будь я проклят, – добавил он, угрожающе разведя руками, словно грозя всему острову, – будь я проклят, но ружья‑то у нас, так или нет? А раз так, то, значит, мы здесь хозяева, ясно?

Даже не поклонившись Парселу, Маклеод зашагал к шлюпке, стоявшей у берега. Парсел глядел ему вслед – длинный, тощий, белобрысые волосы поредели на макушке, движения расхлябанные, ружье несет небрежно на сгибе локтя.

Когда Парсел вернулся в хижину, Мэсон поднялся с циновки, попросил своего помощника поблагодарить Оту и удалился. Этот внезапный уход удивил таитян. Стоя на пороге, они следили взглядом за удалявшимся вождем перитани. Дойдя до берега, Мэсон сел на песок, снял туфли, поднялся с земли, кликнул шлюпку и перешагнул через борт. Потом уселся на заднюю банку и стал обуваться.

– Почему он не остался с нами? – удивленно спросила Ивоа. – Что он будет делать на большой пироге?

– Ничего, – ответил Парсел. – Он решил не покидать судна, пока мы будем стоять на Таити.

– Почему? – осведомился Меани. – Он нас не любит?

– Он даже не задумывается над такими вопросами, – ответил Парсел, опускаясь на циновку.

Он обвел взглядом своих друзей. Снова вернулось радостное ощущение свободы. В сущности, Мэсон не такой уж неприятный субъект, просто в его присутствии все как‑то линяет, гаснет.

– И тебе придется жить на острове с этим человеком… – начал Оту и широко развел руками, как бы поясняя свою мысль.

– Он вовсе не злой, – улыбнулся Парсел. – И я прекрасно лажу со всеми.

Но тут он вспомнил неприкрытую ненависть Симона, и лицо его омрачилось.

– Э, Адамо, э! – сказала Ивоа. – Не грусти! Не хочу, чтобы Адамо грустил, – порывисто заговорила она, взывая к отцу и брату, будто они в силах были помешать Адамо грустить. – А мне не нравится этот человек, который носит на ногах кожу животных, не нравится.

– Ивоа! – прикрикнул Оту, удивленный тем, что его дочь осмелилась без обиняков выразить свое мнение.

Прикрыв длинными ресницами голубые глаза, Ивоа спрятала лицо на плече у Парсела.

– Почему же он тебе не нравится? ‑спросил Парсел.

Ивоа подняла голову и скорчила гримаску.

– Потому что он на меня не смотрел.

Парсел расхохотался.

– Верно! – подтвердил Меани, ударив рукой по циновке, а потом хлопнул в ладоши. – Я тоже это заметил! Вождь перитани боится Ивоа! И отца моего тоже боится, даже не глядел в его сторону. Сидит, как черепаха, втянул голову и лапы и молчит. Теперь рассмеялась Ивоа.

– Хо! Хо! – остановил ее Оту. – Так о госте не говорят.

Но и сам, не выдержав, рассмеялся. Ивоа тем временем поднесла Парселу длинную плетеную корзину, до краев наполненную апельсинами, манго, авокато и дикими бананами.

– Дай я очищу тебе апельсин, – предложила она, увидев, что он взял плод.

Меани с живостью вскинул голову и посмотрел на Оту, который ответил ему улыбкой. «Должно быть, – подумал Парсел, – я не все понимаю в их языке». Он вопросительно посмотрел на Ивоа. Почувствовав на себе его взгляд, девушка обернулась, устремила на Парсела свои сияющие глаза и проговорила самым обычным тоном, будто речь шла о простой прогулке:

– Адамо! Если ты хочешь, я поеду с тобой на твой остров.