— Я вру?! — вспылил истопник, — Ну, и плыви отсюда, если не веришь. Когда узнаешь, поздно будет…

И он пошел прочь от пристани. Начал подниматься по косогору, но только лицо его вдруг стало абсолютно спокойным и даже веселым, как у человека выполнившего свой долг.

Женщина с ребенком осталась стоять на пристани, когда она повернулась, чтобы вернуться обратно на корабль, он был уже довольно далеко от пристани. Тогда женщина подошла к будке кассы, в которой продавали билеты на корабли, курсирующие между островом и материком, спросила:

— Когда следующий пароход?

— Завтра вечером, — ответила кассирша.

Женщина отошла от кассы и зарыдала.

Поздним вечером в котельной старец Анатолий и настоятель монастыря Филарет готовились лечь спать. Филарет расстелил на куче угля стеганное одеяло. Истопник подкидывал уголь в печь, захлопнув затвор печи, он посмотрел на настоятеля, который снимал с ног начищенные до блеска хромовые сапоги, сидя на одеяле, которое заменяло ему матрац.

— Хорошие у тебя сапоги, — заметил истопник.

— Нравятся?..

— Мягкие, наверное? — не унимался старец.

— Очень мягкие… только в них ходить и могу, — ответил с улыбкой Филарет, — Митрополит подарил, по доброте своей… Знает, что у меня подагра.

— Одеяло тоже митрополит? — поинтересовался истопник.

— Не, одеяло я в Греции купил, когда на Афон с владыкой ездили, — похвастался настоятель.

— Ладно, давай будем спать, — сказал Анатолий и лег прямо на уголь рядом с настоятелем.

Ночью Филарета разбудило невнятное бормотание истопника, он не открывая глаз, повернулся на другой бок и почувствовал, что яркий свет бьет ему прямо в лицо. Тогда настоятель открыл глаза, но сразу зажмурился, так как яркий огонь горел в распахнутой топке печи. Перед огнем сидел истопник с черным куском кожи в руках и сосредоточенно смотрел на кожу, которую он растягивал руками. Истопник двигал губами, словно читая что-то, что было написано на куске кожи. Настоятель отвернулся, собираясь продолжить свой сон, но что-то словно кольнуло его изнутри, и он сел на своем одеяле, и посмотрел на истопника.

— Что это ты делаешь, отец Анатолий? — спросил его настоятель.

— Читаю книгу грехов человеческих, в которую лукавый записывает дела грешных людей, — ответил истопник и сунул кусок кожи в огонь, — а теперь вот сгорит все это в огне, и грехов людских как не бывало.

И тут истопник, вытащил откуда-то из-под себя сапог, принадлежащий настоятелю, взял нож и принялся отрезать от него голенище.

— Ты что же это творишь, проказник ты этакий?! — вскричал в негодовании Филарет.

— Собираюсь прочитать вторую страницу книги грехов человеческих и сжечь ее, так же как и первую, — спокойно объяснил истопник, продолжая кромсать ножом сапог настоятеля.

Только тут Филарет заметил на полу рядом с истопником отрезанный от голенища подъем одного из своих сапог.

— Какая же это книга грехов, когда это мои сапоги?! — в отчаянии вскричал настоятель.

— А разве ты не знаешь, что больше всего грехов умещается на голенищах архиерейских сапог? — с хорошо разыгранным недоумением спросил Филарета истопник.

Настоятель не знал что ответить, он был готов заплакать, так ему было жаль подаренных ему митрополитом сапог. А истопник, отрезав второе голенище, пробежал его глазами и отправил в печь, за голенищами последовали и подъемы двух архиерейских сапог.

Покончив с сапогами, отец Анатолий поднялся и с чувством исполненного долга посмотрел на настоятеля монастыря.