-  Вы, вероятно, удивлены, господин Чарнота, нашим неожиданным демаршем?

    -  Удивлен, - не стал я спорить.

    -  А между тем мы следим за вами вот уже несколько месяцев. И пришли к выводу, что вы, Вадим Всеволодович, человек со странностями.

    Честно скажу, слежки за собой я не замечал, но и причин не доверять собеседнику у меня тоже не было. В конце концов, передо мной были профессионалы, которым не составило, надо полагать, труда пасти человека, который и не думал конспирироваться. Вот только непонятно, зачем им потребовалось выслеживать обычного российского шалопая, занятого лишь собой и девушками.

    -  По нашим подсчетам, - продолжил Сокольский, - вы, господин Чарнота, за последние полгода выиграли в казино более миллиона долларов. Прямо-таки король выигрыша!

    -  Мне просто повезло.

    -  Допустим. Но, возможно, вы объясните нам, как попали в Монако?

    -  Я был не только в Монако, но и в Лас-Вегасе. А разве это запрещено законом?

    -  Законом это не запрещено, Вадим Всеволодович, но ведь у вас нет заграничного паспорта. Вы пересекали границы без виз. Хотелось бы знать, как вам это удавалось?

    Вопрос был задан, что называется, по существу, но отвечать на него я не торопился. Ну, хотя бы потому, что и сам не знал на него ответа. Мне это удавалось, и всё. Я предъявлял чиновникам свой обычный российский паспорт и смотрел на них честными доброжелательными глазами. Как ни странно, но этого было достаточно. Наделенные полномочиями люди обычно шли мне навстречу. Такое происходило не только у нас, но и за пределами нашего замечательного отечества.

    -  Свет не без добрых людей.

    -  Нет, Чарнота, - отрицательно покачал головой Сокольский. - Вы не давали им взяток, это мы установили абсолютно точно. Вы гипнотизер?

    -  Очень может быть.

    -  Причем настолько сильный, что способны загипнотизировать даже неодушевленный предмет, - насмешливо проговорил Сокольский, - например, рулетку.

    -  Я играл честно. Просто мне дико везло. Я вообще везучий.

    -  Это я знаю.

    Сокольский подошел к журнальному столику, стоящему у стены, взял какие-то бумаги и углубился в чтение. С моей стороны было бы невежливо отвлекать немолодого человека от важных, возможно даже государственных дел, а потому я скромно помалкивал, наслаждаясь прохладой хорошо проветриваемого помещения. Я, вообще, человек без претензий, но жару переношу с трудом. Наверное, потому, что родился и произрастал в довольно суровом и даже резко континентальном климате, где сорокаградусная жара скорее экзотика, чем повседневность. А в нынешнем году лето выдалось на удивление жарким, словно где-то там, в небесной канцелярии, перепутали Сибирь с Африкой. Впрочем, в Африке мне бывать не приходилось, и судить о тамошнем климате я могу только понаслышке.

    -  Это показания ваших однополчан, господин Чарнота. Как видите, мы старательно изучали все перипетии вашей пока еще недолгой жизни.

    -  Тронут, господин Сокольский. Не нахожу слов, чтобы выразить вам свою признательность.

    -  Бросьте кривляться, Чарнота, лучше объясните, почему вы живы?

    -  Вероятно, потому, что еще не умер.

    -  А вы должны были умереть, младший сержант Чарнота. Понимаете - должны! И вы, и ваши люди, все десять человек.