-  Мне бы очень хотелось знать, господин Сокольский, по какой причине меня арестовали и какие обвинения вы собираетесь мне предъявить?

    -  Мы вас не арестовывали, господин Чарнота, а просто задержали для выяснения некоторых обстоятельств. Мне очень жаль, что вы отказываетесь от сотрудничества с нами. Поверьте, это в первую очередь в ваших интересах.

    Я не поверил. Более того, не сумел скрыть этого своего недоверия от острых глаз собеседника. Да и с какой стати я должен сотрудничать с человеком, которого не знаю, пусть даже он занимает высокий пост в весьма почтенной организации.

    -  Сотрудничество предполагает цель, господин Сокольский. Если вы собирались заслать меня агентом в какую-нибудь страну, то вынужден вас разочаровать - разведчик из меня получился бы никудышный. Я слишком простодушен и откровенен для многотрудной работы резидента.

    -  Это как-то сразу бросается в глаза, - усмехнулся Станислав Андреевич. - Насчет агентурной работы можете не волноваться, Вадим Всеволодович, сильно напрягать извилины вам не придется. Мы собираемся вас использовать всего лишь в качестве подсадной утки.

    -  Каким образом? - не понял я.

    -  По нашим сведениям, господин Чарнота, за вами началась охота. Вот мы и выясним наконец, кто эти люди, а может быть, и не люди, и что они собираются делать в наших палестинах.

    Судя по глазам Сокольского, он не шутил. Но тогда его слова можно было расценивать как бред больного воображения. А что, очень даже просто. Работа нервная, ответственная, а возраст далеко не юный, ну и как тут не тронуться умом? Запросто можно захворать и белой горячкой, и манией преследования.

    -  Я про нелюдей не понял, Станислав Андреевич: вы серьезно, или я имею дело с образчиком чекистского юмора?

    -  У нас есть сведения, Вадим Всеволодович, что ваша мать погибла не случайно. Но, к сожалению, всего я вам рассказать не могу. Вы мне показались слишком легкомысленным человеком.

    -  Первое впечатление бывает обманчивым, господин Сокольский.

    -  Вы ведете рассеянный образ жизни, Вадим Всеволодович. В вашем возрасте пора бы уже остепениться.

    -  Помилуйте, Станислав Андреевич, мне еще нет и тридцати. Войдите же в положение молодого человека.

    -  Ну что ж, господин Чарнота, будем считать, что не договорились. Дальнейшее продолжение беседы я считаю бессмысленным. Всего хорошего.

    Сокольский покинул холл так же стремительно, как и появился. Мне оставалось только пожать плечами. Конвоиры, стывшие у порога, встрепенулись. Я был препровожден всё в те же «жигули» вишневого цвета и усажен на заднее сиденье. Руки мне сковывать не стали, деньги вернули, и появилась надежда, что это странное приключение закончится вполне благополучно. Надо сказать, что моя надежда оправдалась полностью. Меня высадили у дверей казино, практически в том же самом месте, где три часа назад повязали. Извиняться передо мной насильники из органов не стали, да я на их извинениях и не настаивал, памятуя народную мудрость: не буди лихо, пока оно тихо.

    В казино я, разумеется, не пошел. Какая может быть игра после такой встряски. Я не то чтобы неврастеник по природе, но человек впечатлительный, и мне нужно было время, дабы освоиться в предложенной компетентными товарищами ситуации. Меня вербовали. Во всяком случае, так мне показалось. К сожалению, я так и не понял, зачем органам понадобился Вадим Чарнота. Господин Сокольский как-то уж очень невнятно обрисовал перспективы. А мог бы ведь, кажется, посулить молодому человеку молочные реки и кисельные берега. Вместо этого бравый служака начал запугивать меня людьми и нелюдями.