Она подозрительно посмотрела на своих гостей и засобиралась в библиотеку.

— Я кое-какие книги еще по местам не разложила, а завтра не до этого будет. Вы отдыхайте с дороги, я быстро.

Катерина быстренько переоделась, повязала платок перед зеркалом.

— Совсем монашкой тут стала. Но по-другому — не могу. Святое место, а я мало того что беременная, так еще и в джинсах!

Васильев в одиночестве стоял у окна. Маленькую Марусю взялась развлекать Лиза; Миша и Степаныч отправились в лес, подальше от монастыря, искать место для ужина с костром и шашлыками и пробежаться по грибным местам.

С высоты третьего этажа Васильев увидел женщину, которая вышла из гостиницы. Одета она была немного странно: темная шелковая юбка в мелкий цветочек, из-под которой выглядывали джинсы и кроссовки, а на плечах балахон в черно-белую полоску. Что-то подобное, вроде мексиканского пончо, такой же зебровой раскраски, было у Катерины. Волосы у женщины были убраны под головной платок, на выбившемся из узелка конце которого угадывался рисунок самой известной парижской модницы — Эйфелевой башни.

Васильев улыбнулся. Какой смешной наряд! Модный платок, спортивная обувь, джинсы, пончо и длинная юбка.

Женщина направилась к входу в монастырь, и Васильев догадался, что платочек и юбка на ней специально для этой цели, дабы братию монастырскую джинсами не смущать.

— Да не надо ничего придумывать! — Юлька нервно курила в открытое окошко, наблюдая за Катей, которая быстро семенила по дорожке к монастырю. — Бежит наша куколка! Не надо ничего придумывать… Сейчас вернется, и скажем как есть. А Миша пусть скажет ему, глухопятому Лехе Васильеву. А что мы можем еще придумать?! Что скажешь, Ксюша?

Авксентий Новицкий смущенно почесал за ухом.

— Не знаю… Как в кино все, мне даже не верится, что так в жизни бывает.

— В жизни еще и не то бывает. — Юлька погладила по голове, как ребенка, сладко попивающего чаек с печеньем Ксюшу. — Вот ты, например, знаешь, что Катя у нас ребенка ждет, но не знаешь, что у ее глухопятого по всем его анализам просто не может быть никаких детей!

— Это как?! — Новицкий чуть не поперхнулся чаем.

— А вот так! Не должно, а есть. Потому что — любовь…

* * *

Васильев еще немного поскучал в одиночестве и отправился на прогулку по острову, заглянув по пути в номер Лизаньки.

— Геннадь Степаныч еще не вернулся, — шепотом сообщила ему девушка, кивнув на кровать, на которой разметалась во сне маленькая Маруся Копылова. — Тссс! Уснула она. Не будите! Я с ней посижу…

— Мужики придут — скажите, что я по окрестностям брожу, — тоже шепотом ответил ей Васильев и тихонько прикрыл двери за собой.

Он обошел всю обжитую часть острова и остановился у ворот монастыря. «Наверно, можно?» — спросил Васильев сам у себя, потянув за резную деревянную ручку. Ворота без скрипа открылись, и он попал на большой монастырский двор.

Здесь пряно пахло большими оранжевыми цветами, кажется, бархатцами и благородными розами. Цветов было так много, что можно было подумать, что находишься не в монастыре, а в ботаническом саду. В тишине было слышно, как жужжат пчелы, высматривающие с высоты самый вкусный цветок.

Васильев дошел по дорожке до храма, постоял, задрав голову вверх, и нерешительно поднялся по ступенькам.

Храм был открыт и совершенно пуст.