«Да-а-а-а!» — оценила его про себя Катерина. Ну что ей так не везло?! Вот Юльке авторы попадаются. Все как один — принцы на белых конях! С кем она не поработает — так новый роман.

— Каламбурчик! — говорила Юлька, показывая Кате своего очередного воздыхателя. — Представь себе: зовут — Роман, написал, как он сам думает, роман, и у нас с ним уже, представь себе — роман!

Причем из цепких Юлькиных лапок авторы выходили чуть ли не босиком. Они дарили ей Париж, духи, цветы и в придачу делали предложения. Но Юлька не спешила. В ее представлении, пятый по счету муж должен быть как минимум гением. А ей «гении» попадались, по ее определению, какие-то одноразовые. Как она утверждала, одноразовыми они были во всех смыслах.

Романчики были и скороспелые, и скоропортящиеся. Не успевал один заканчиваться, как назревал новый. Юлька работала с авторами виртуозно: положив глаз на нового автора, она вдохновенно читала его «произведения», нежно правила корявые строчки и охмуряла, охмуряла, охмуряла. До тех пор, пока автор не дозревал: Юлечка — это то, чего ему не хватает для полного счастья и творчества. Она способна так «причесать» его опус, что не стыдно перед коллегами. А уж женщина!.. Мечта поэта!

И тогда автор кидался во все тяжкие за Юлечкой и увязал всеми лапками в ее ловко раскинутых сетях. Он, как павлин, распускал перед ней хвост, а она легко накидывала ему на тонкую шейку шелковую удавочку. И милый шел за ней, выпучив глаза от удивления. Удивлялся он собственной глупости. Позади оставались руины семьи, отвернувшиеся навсегда друзья. Впереди — она, хищница, добытчица, идти за которой страшно, но не идти — невозможно.

Потом шелковый поводок, натянутый между ними, надоедал Юлечке, она безжалостно перерезала его, оставляя жертву на пепелище. А она, эта жертва, еще долго недоумевала: почему, догадываясь о том, как это все произойдет, сама не перегрызла поводок?…

За свои двадцать сознательных лет (первые двадцать она сама считала младенческими, так как проистекали они под маминой опекой и бдительным бабушкиным оком), Юлька четырежды официально побывала замужем и родила двух мальчишек. Старшему, Сеньке, было уже семнадцать, а младшему Ивану — тринадцать лет.

К семье и детям Юлька относилась очень серьезно и не уставала долбить Катерину этим больным вопросом:

— Где твои глаза? — спрашивала она. — Ты что, не понимаешь, что еще год-два — и жизнь помашет тебе ручкой: «Прощай!» И так-то уже по всему видно, что тебе не шестнадцать. Ищи мужика и заводи ребенка любым способом!

Катерина огрызалась, хотя в душе понимала, что по большому счету Юлька права: годы уходят. Правда, если к совету «ищи мужика!» она еще прислушивалась, то «заводи ребенка» ее пугало до смерти. Нет, это уже вряд ли. Ну какие дети?..

Во-первых, поздновато, а во-вторых, это ж не дети сегодня, а по Юлькиному же выражению — оглоеды. Она сама с ужасом вспоминает, как год назад ее Сенька влетел по глупости в историю, из которой его вытаскивали всем миром: мальчик с компанией в легком подпитии покатался на угнанной машине. К счастью, никого не задавили и сами живы остались, но уголовное дело было заведено.

Спасибо Сенькиному отцу, бывшему Юлиному первому мужу Сереже. Он тогда цыкнул на причитания своей второй жены и отправился перевоспитывать Сеньку.

Перевоспитывал он его страшно — ремнем с пряжкой. Сеня орал и извивался в крепких папашиных руках, Юлька рвала на себе волосы, а бывшая Сережина теща — Юлина мама Серафима Николаевна крестилась и никак не могла дозвониться по «02» в милицию. Ей все-таки сделать это удалось, и на ее вопли «Убивают!» приехали милиционеры. Но когда узнали, в чем, собственно, дело, пожали руку разбушевавшемуся папаше и удалились, дав совет напоследок Юльке и ее мамаше: «Еще спасибо ему скажете!»

В общем-то, так оно и вышло.