– Попробуй вспомнить. Шесть лет тому назад.

Я рассмеялся.

– Послушай, – постарался объяснить я ему, – меня совсем не заботит, во что вкладываются мои деньги, пока я уверен, что они в надежных руках. Я доверяю своим служащим, которые распоряжаются ими с пользой для меня. И если я и нагрел руки на какой‑то сделке шесть лет тому назад, как ты утверждаешь, то лишь потому, что кто‑то из моих людей позаботится об этом. Понимаешь? Это ты присматриваешь за своими капиталами, как пастух за своим стадом. А за меня пусть работают другие.

– Конечно, Фрэнк, – съязвил он, – ты ведь чисто случайно оказался в Дрисколле именно в тот момент, когда я как раз собирался заключить сделку. Лучше признайся честно, кого из моих людей ты подкупил?

– Никого, честное слово.

Он даже обиделся.

– Уверяю тебя, – пообещал он, – я ему ничего не сделаю, просто переведу его работать в другое место, где он мне больше не сможет навредить.

– Но я не собираюсь заниматься здесь бизнесом, – заметил я. – И тебя встретил совершенно случайно.

– Посмотрим, посмотрим, но предупреждаю тебя сразу, весь банк тебе сорвать не удастся, даже если ты и припрятал в рукаве козырную карту, – заявил он.

– Я и не собирался, клянусь тебе.

– Проклятье! – выругался он. – Все шло так гладко! – в отчаянии он ударил кулаком по ладони.

– Я даже не видел предмета нашего спора, – сказал я.

Он вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся, держа в руках курительную трубку.

– Хорошая трубка, – похвалил я.

– Пять тысяч, – ответил он. – Почти задаром.

– Вообще‑то, я трубку не курю, но…

– Учти, – оборвал он меня, – больше, чем за десять процентов я тебя в долю не возьму. Я первым про это пронюхал, а ты решил прийти на готовенькое. Не выйдет!

Тут я разозлился. Этот ублюдок, кроме жратвы, может думать только о том, как бы ему преумножить свои капиталы. Соответственно он считал, что и я все свое время трачу лишь на то, чтобы на Большом Дереве было как можно больше листьев с моим именем.

Ну что ж, пусть пеняет на себя.

– Я хочу треть, – заявил я, – иначе буду действовать самостоятельно.

– Треть?! – на его лице был неподдельный ужас.

Он вскочил на ноги, и тут такое началось! Хорошо, что хоть комната была звукоизолированной и без «клопов». Давненько я не слышал подобных выражений в свой адрес. Он без остановки бегал по комнате, размахивая руками. А жадный, прижимистый торгаш, который сидел во мне, уже подсчитывал прибыли от этих проклятых трубок, пока Бейнер с багровым перекошенным лицом что‑то вопил о справедливости.

За долгие годы в моей голове скопилась уйма самой разнообразной информации. Например о том, что в годы моей молодости, на Земле, самые хорошие трубки делали из пенки, либо верескового корня. Глиняные трубки слишком быстро нагревались и их было неудобно держать в руке, а деревянные трескались или слишком быстро прогорали. В конце девятнадцатого века, благодаря постоянным предостережениям медиков о вреде сигаретного дыма, курение трубок испытывало небывалый подъем. И к началу следующего столетия мировые запасы пенки и вереска были почти полностью исчерпаны. Пенка или точнее гидросиликат магния – осадочная горная порода, встречающаяся среди многовековых отложений морских раковин, спрессованных огромным давлением. Очень быстро все ее выработки истощились, и поставки этого сырья были прекращены. А белый вереск, по латыни Erica Arborea, из корня которого изготовляются трубки, рос лишь в некоторых районах Средиземноморья и достигал крупных размеров, в лучшем случае, лет за сто.