– Может быть, из‑за правды? Или доброты? – спросил я.

– Они тоже к этому причастны, но все же главный виновник – красота. Именно в ней кроется источник всего зла!

– А не в богатстве?

– В деньгах тоже есть красота.

– Значит, если что‑нибудь хватает не всем – еды, вина, женщин…

– Точно! – воскликнул он, с силой ударив пивной кружкой по крышке стола, из‑за чего несколько пьяных рож повернулось в нашу сторону. – Красота, черт ее побери!

– А как насчет красивых парней?

– Все они – или подонки, потому что пользуются своей красотой в корыстных целях, или самоуверенные гордецы, потому что знают, как все остальные им завидуют. Подонки мешают жить честным людям, гордецы – отравляют жизнь себе. Обычно и те, и другие плохо кончают, и все из‑за проклятой красоты!

– Ну, а разные там красивые вещи, произведения искусства?

– Они толкают людей на воровство или заставляют их мучиться всю жизнь потому, что они никогда не смогут ими обладать. Проклятье…

– Но подожди, – возразил я, – разве вещи виноваты, что они красивы. Разве люди выбирают – родиться им красавцами или уродами. Так уж получилось, вот и все.

Он пожал плечами.

– Виноваты? Кто сказал, что они виноваты?

– Ты говоришь о зле, а это подразумевает чью‑то вину. Должен же кто‑то за все ответить, рано или поздно?

– Конечно. Во всем виновата только красота, – ответил он. – Черт бы ее побрал.

– Красота, как абстракция?

– Да.

– А красота в конкретных вещах?

– Да.

– Это же нелепо! Вина подразумевает ответственность, некий злой умысел…

– Разумеется, красота за все ответит!

– Уж лучше выпей еще кружечку пива.

Он выпил и снова рыгнул.

– Взгляни‑ка – сказал он мне, – вон на того смазливого парня возле стойки, который старается подцепить девицу в зеленом платье. Боюсь, что скоро кое‑кто набьет ему морду. А этого могло бы и не случиться, будь он уродом.

Чуть позже Ник доказал правоту своего предсказания, лично расквасив парню нос за то, что тот обозвал его коротышкой. А значит, в его словах была некоторая доля правды. Ростом Ник был чуть выше четырех футов. У него были руки и плечи настоящего атлета, он мог кого угодно побить «на кулачки». Голова у него была нормальных размеров с копной светло‑рыжих волос, голубыми глазами и чуть свернутым набок, вздернутым носом. Сквозь густую бороду просвечивала улыбка, открывавшая с полдюжины редких желтоватых зубов. Обыкновенный человек, если бы не короткие скрюченные ноги.

Родился Ник в семье, где все были сплошь военными. Отец у него был генералом, и все его братья и сестры, за единственным исключением, тоже были офицерами в тех или иных войсках. Детство он провел, окруженный со всех сторон атрибутами воинской профессии. Какое бы оружие вы не назвали – будьте уверены, Ник умел с ним обращаться. Он мог фехтовать, стрелять, ездить верхом, закладывать мины, мог ломать доски и чьи‑нибудь шеи голыми руками, мог выжить в любых условиях и… проваливался на всех медкомиссиях любой армии в галактике, потому что был карликом. Я нанял его в свое время, чтобы он уничтожал последствия всех моих экспериментов, окончившихся не слишком удачно. Он ненавидел все красивое и всех, кто был выше его ростом.

– То, что тебе или мне кажется красивым, может вызвать отвращение у ригелианца и наоборот, – заметил я. – Следовательно, красота – понятие относительное. Ты не можешь осуждать ее как абстракцию, потому что…

– Ты опять ничего не понял, – сказал он.