– Я вот что хочу сказать: когда все кончится – при условии, что мы с тобой оба до этого доживем – ты мог бы стать моим другом. Я даже мог бы попросить остальных Имя‑носящих, чтобы они дали разрешение на твое посвящение. Я был бы рад видеть среди нас высшего жреца Странти, носящего Имя Кирвара Четырехликого, Отца Всех Цветов, да прославится его Имя.

– Ты пытаешься узнать мою цену, землянин?

– Нет, я предлагаю это от чистого сердца. Впрочем, думай, как знаешь. И все же, ты не нанес мне пай'бадры…

– Несмотря на то, что пытался убить тебя?

– Из‑за ложной пай'бадры. Меня это не волнует.

– Ты знаешь, что я могу прикончить тебя, как только захочу?

– Я знаю, что ты так думаешь.

– А мне казалось, что я надежно спрятал эту мысль.

– Это дедукция, а не телепатия.

– Ты действительно во многом походишь на пейанцев, – чуть погодя признался он. – Я обещаю не пытаться свести с тобой счеты, пока мы не покончим с Шендоном.

– Уже скоро нам пора будет трогаться в путь, – сказал я.

Мы сидели и ждали наступления ночи.

– Пора, – наконец сказал я.

– Пора, – согласился он, вскакивая на ноги. Мы взяли плот с двух сторон, отнесли к озеру и опустили в его теплые воды.

– Весла не забыл?

– Нет.

– Тогда поплыли.

Мы вскарабкались на плот, подождали, пока плот перестанет раскачиваться, и оттолкнулись от берега шестами.

– Если он выше того, чтобы брать взятки, – спросил Грин‑Грин, – почему же он продавал твои секреты?

– Если бы мои люди заплатили больше, – усмехнулся я, – он продал бы моих конкурентов.

– Тогда почему его нельзя подкупить?

– Потому что Шендон ненавидит меня. Вот и все. Такая пай'бадра не продается.

Тогда мне казалось, что я прав.

– Мне иногда бывает непонятен ход мыслей землян, – произнес Грин‑Грин.

– Мне тоже, – сказал я.

Тут взошла едва различимая сквозь пелену туч луна и стала медленно двигаться к зениту.

Вода тихо плескалась между бревнами, облизывая подошвы наших ботинок. Нас обдавал холодный бриз, дувший со стороны берега.

– Вулкан успокоился, – сказал Грин‑Грин. – О чем ты говорил с Белионом?

– Значит, ты все‑таки заметил?

– Я несколько раз пытался установить с тобой мысленный контакт, так что это не удивительно.

– Белион и Шимбо настороже, – сказал я. – Вскоре последует быстрый выпад, и один из них сойдет со сцены.

Вода была теплой, как кровь, и черной как тушь. Остров напоминал гору угля на фоне серого беззвездного неба. Когда шесты уже не доставали до дна, мы взялись за весла и стали тихо грести. Грин‑Грину, как и всем пейанцам, была свойственна любовь к воде. Я заметил это по тому, как он греб, и по тем клочкам эмоций, что мне удалось уловить.

Путь наш лежал над пучиной черной воды… Это было неповторимое чувство, так как это место слишком много значило для меня. Его создание затронуло какие‑то потаенные струны в моей душе. Здесь полностью отсутствовало чувство умиротворения, спокойного расставания с жизнью, свойственное Долине Теней. Это место было просто бойней в конце пути. Я ненавидел и боялся его. Я знал, что у меня не хватит духу создавать его еще раз. Подобные чувства испытываешь лишь раз в жизни. Этот путь по черным водам озера вызывал во мне какое‑то непонятное противодействие. Гуляешь себе по берегу Токийского Залива, и вдруг перед тобой неясно вырисовывается ответ на все вопросы в виде бесформенной груды того, что давно кануло в лету и не должно было снова оказаться на берегу – гигантское мусорное ведро жизни, куча хлама, оставшаяся от прошлого, место, символизирующее тщетность всех усилий и намерений, как плохих, так и хороших, кладбище былых ценностей, где все напоминает о том, что вся твоя жизнь – лишь суета сует, и однажды она подойдет к концу, чтобы никогда больше не начаться снова.