– Мой Лоло сказал, что видал тебя в Ла Уссиньере. Сказал, что ты едешь сюда! – Она расплылась в улыбке. – Надо мне усерднее прикладываться к святой, чтоб такое почаще случалось!

– Я так рада тебя видеть, Капуцина. – Я улыбнулась. – Я уж подумала, что тут никого не осталось.

Она пожала плечами.

– Говорят, удача переменчива. – Она ненадолго помрачнела. – Очень жалко, что твоя мама померла.

– Откуда ты знаешь?

– Э! Это ж остров. Мы тут только и живем новостями да сплетнями.

Я помедлила, чувствуя, как бьется сердце.

– А… а что мой отец?

Ее улыбка на мгновение погасла.

– Он как всегда, – небрежно сказала она. – В это время года всегда нелегко.

Она обрела свою прежнюю жизнерадостность и обняла меня за плечи.

– Пойдем выпьем колдуновки. Можешь остановиться у меня. Как англичанин съехал, у меня койка освободилась…

Я, видно, заметно удивилась, потому что Капуцина засмеялась своим обычным сочным, фривольным смехом.

– Только не подумай чего. Я теперь приличная женщина… почти. – В темных глазах сверкало веселье. – Но Рыжий тебе понравится. Он приехал в мае и всех перебудоражил! Мы ничего подобного не видали с тех пор, как Аристид Бастонне поймал рыбу с двумя головами – с обоих концов тушки. Ох уж этот англичанин! – она тихо хихикнула, качая головой.

– В мае этого года?

Значит, он только три месяца здесь. И за три месяца заработал прозвище.

– Э. – Капуцина закурила «житан» и с наслаждением затянулась. – Он заявился сюда в один прекрасный день, без гроша в кармане, но сразу начал проворачивать какие-то дела. Сначала уболтал Оме и Шарлотту и работал у них до тех пор, пока ихняя девчонка не начала строить ему глазки. Я поселила его к себе в вагончик, пока он не обустроился отдельно. Он, похоже, повздорил со старым Бриманом и еще кое с кем там, в Ла Уссиньере.

Она бросила на меня любопытный взгляд.

– Твоя сестра ведь замужем за Марэном Бриманом? Ну и как они там?

– Они живут в Танжере. Пишут редко.

– В Танжере, значит? Ну что ж, она всегда говорила…

– Да, так что этот твой приятель? – перебила я. – Чем он занимается?

– У него всякие идеи. Он чинит всякие штуки. – Капуцина неопределенно махнула рукой через плечо, на Океанскую. – Вон ветряк Оме. Он его починил.

Мы обогнули дюну, и стал виден розовый вагончик – такой, каким он мне помнился, но чуть более облезлый и глубже ушедший в песок. Я знала, что за вагончиком – отцовский дом, хотя роща тамарисков скрывала его из виду. Капуцина заметила, куда я смотрю.

– Даже не думай, – твердо сказала она, беря меня под руку и ведя в ложбинку к вагончику. – Нам надо столько сплетен наверстать. Дай отцу немного времени. Пускай сначала от кого-нибудь услышит, что ты приехала.

На Колдуне сплетни – нечто вроде разменной монеты. Это двигатель местной жизни: свары между конкурентами-рыбаками, незаконные дети, невероятные истории, слухи и откровения. Я могла понять, какую ценность имею в глазах Капуцины; сейчас я для нее просто находка.

– Почему? – Я все еще смотрела на рощу тамарисков. – Почему я не могу прямо сейчас пойти с ним повидаться?

– Много воды утекло, а? – ответила Капуцина.