Последний лист обнаглевший кенгуру выхватил прямо из моих рук. Он встал на хвост, дернул салат и убежал к соснам.

Хорошо — кулаками махать не начал.

22

Цветы на клумбах перед особняком Ле Ное угасали как свечки.

Жасмины сбросили листья и стали похожи на изломанные телевизионные антенны.

Садовых птиц сменили чайки.

Все вокруг куда-то двигалось.

Я перешел из Отдела млекопитающих в Отдел птиц.

Впервые войдя в кормокухню птичьего отдела, я увидел четыре затылка, один из которых был особенно велик и два лица.

Люди, которым принадлежали лица, промывали возле входа горох. Обращенные затылками, стояли подальше. Их спины мешали разглядеть, что там делают их руки. Также не ясно было, имеются ли у них лица, или есть только затылки?

Но когда я поздоровался, затылки повернулись и показали кое-какие лица. Одно из них было бородато, усато и глядело сквозь огромные очки.

— Крис!

— Стас! Неужели к нам на неделю?

— На две Крис, на две.

— Вот хорошо! Давай-ка, первую неделю со мной поработаешь.

— Я с радостью, Крис.

— Сейчас яйца вареные на терке натру и пойдем балийских скворцов кормить.

— А мне пока что делать?

— А ты пока познакомься с нашими ребятами. Вот справа от меня стоит Глин Янг. Глин, это Стас.

— Здравствуйте, Глин.

— Здравствуй, здравствуй.

— Так, дальше. Дальше Рис Линд, он из Канады приехал. Линд, оторвись-ка на секунду. Это Стас. Русский.

— Здравствуйте, Рис.

— Приветствую.

— Хилари, это Стас. Стас, это Хилари.

— Здравствуйте.

— Здравствуй.

— А вон тот старикан, у двери, который горох моет, это Шеп. Шеп! Шеп! Ше-е-е-е-е-еп!!!

Шеп вытер ладони о свитер, подошел ко мне, затем вдруг схватил за руку и стал энергично ее трясти:

— Какая радость! Какая радость! Оч-ч-чень рад. Оч-ч-чень. Нельзя ли автограф?

— Крис, мы с Шепом уже знакомы.

— Ага, — сказал Крис, — тогда пошли скворцов кормить. Да отпусти ты его руку наконец!

Кроме балийских скворцов на попечении Криса находились маврикийские пустельги, палаванские фазаны, три вида попугаев и птицы с прекрасным названием «розовые голуби».

Голубь и обычный-то — птица красивая. А уж каков розовый! Крылья его серые — цвета земли, спина и грудь украшены облаками, подожженными закатом. Голова стоит над ними как солнце, и в самой ее середине — красные глаза.

Красивый! Ох, красивый! Но глупы-ы-ый! Весь ум от свой красоты потерял. Розовый голубь — птица большая. Больше вяхиря и уж куда больше городского сизаря. А голова с орех. Головка. Какой в ней может быть ум? Одни эмоции.

— Ты к розовым голубям не заходи, ладно? — попросил меня Крис.

— Ладно, а почему?

— Со страху убиться могут.

Точно сказано. Даже когда мы проходили вдоль клеток, голуби взлетали с насестов и слету бились о сетку.

— Клетки небольшие, — объяснял Крис, — а голубь — птица больших пространств, и маневрировать здесь не может. Да и нервы никуда не годятся. Человек с такими нервами давно бы свихнулся.

Странно. В Москве на сизарей чуть ли не наступаешь, всегда под ногами вертятся. А ведь они — птицы вольные.